Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг
Шрифт:
«Теперь Сапронов арестован. Даже ссылка и невозможность быть услышанным не лишили его энергии, и бюрократия не могла себя чувствовать в безопасности, пока он не оказался за прочными тюремными стенами. Но могучий дух Октябрьской революции не заточить в тюрьмы; даже могила над ним не властна. Принципы революции живы в рабочем классе России, и пока будет жить рабочий класс, идея этане сможет умереть. Вы можете арестовать Сапронова, но не идею революции» (L'Ouvrier Communiste, 1929).
Действительно, сталинская бюрократия давно уничтожила последние остатки коммунистических меньшинств в России. Но сегодня, когда новый подъем пролетарской борьбы находит глухой отзвук даже в российском пролетариате, «могучий дух» второго Октября все больше тревожит сталинистских жандармов в Москве и их последышей в Варшаве, Праге и Пекине. Когда рабочие «родины социализма»
«Дело заключается в том, что надо отличать в политике большевиков существенное от несущественного, коренное от случайного. В этот последний период, когда мы находимся накануне решающих последних боев во всем мире, важнейшая проблема социализма, самый жгучий вопрос времени — не та или иная деталь тактики, а способность пролетариата к действию, революционная активность масс, вообще воля к установлению власти социализма. В этом отношении Ленин и Троцкий со своими друзьями были первыми, кто пошел впереди мирового пролетариата, показав ему пример; они до сих пор все еще единственные, кто мог бы воскликнуть вместе с Гуттеном: „Я отважился!“.
Вот что самое существенное и непреходящее в политике большевиков. В этом смысле им принадлежит бессмертная историческая заслуга: завоеванием политической власти и практической постановкой проблемы осуществления социализма они пошли впереди мирового пролетариата и мощно продвинули вперед борьбу между капиталом и трудом во всем мире. В России проблема могла быть только поставлена. Она не могла быть решена в России, она может быть решена только интернационально. И в этом смысле будущее повсюду принадлежит „большевизму“» (Люксембург Р. Рукопись о русской революции//О социализме и русской революции. М., 1991. С. 332–333.).
1918: РЕВОЛЮЦИЯ КРИТИКУЕТ СВОИ ОШИБКИ
Рабочий класс до сих пор переживает тяжелые последствия поражения русской революции. Главным образом, потому, что это поражение означало неудачу мировой революции, первой попытки международного пролетариата свергнутъ господство капитализма. Как следствие, человечеству предстояло пережить самый трагичный век в своей истории. Но также и потому, что поражение это приняло форму сталинистской контрреволюции, которая рядилась в революционные одежды, прикрываясь наследием Ленина и большевизма. В результате мировой буржуазии удалось утвердить чудовищную ложь о тождественности сталинизма и коммунизма. Десятилетиями эта ложь запутывала рабочий класс и вносила в него деморализацию, в особенности же ее разлагающее воздействие проявилось после окончательного краха сталинистских режимов в конце 1980-х гг.
Сегодня ее разоблачение остается для коммунистических организаций одной из важнейших задач. Наша позиция в этом вопросе предельно ясна и составляет прочную основу нашей деятельности:
«Этатистские режимы, которые возникли в СССР, Восточной Европе, Китае, Кубе и других странах и именовались „социалистическими“ или „коммунистическими“, представляли собой лишь крайнее проявление всеобщей тенденции к развитию государственного капитализма, являющейся одной из главных характеристик периода упадка» (из «Политических позиций ИКТ», публикуемых во всех наших изданиях).
Однако обрести подобный дар ясности было вовсе нелегко. Для окончательного разрешения «русского вопроса» понадобилось, по крайней мере, два десятилетия размышлений, анализа и полемики. А еще раньше, в период, когда революция в России еще жила, но уже появились первые признаки ее перерождения, перед революционерами встала задача, заключавшаяся в том, чтобы, защищая революцию от врагов, в то же время подвергнуть критике ее ошибки, предупредить о грозящих ей опасностях — задача, которая в определенном смысле может быть признана даже более трудной.
В ряде следующих статей в рамках данной серии мы намереваемся рассмотреть ключевые моменты этой долгой и тяжелой борьбы за ясность в «русском вопросе». И хотя мы не претендуем на то, чтобы дать полное изложение истории этой борьбы, не уделить ей должного внимания было бы непростительным упущением — ведь заявленная цель настоящей серии заключается в том, чтобы проследить, как пролетарское движение шаг за шагом вырабатывало четкое понимание целей и методов коммунистической революции. Очевидно, что понимание того, почему и как потерпела поражение русская революция, необходимо для определения путей развития революции будущего.
Роза Люксембург и русская революция
Марксизм — это прежде всего критический метод, так как принадлежит классу, который только через беспощадную критику всех существующих условий может освободиться от оков. Революционная организация, не способная критиковать собственные заблуждения, учиться на собственных ошибках, неизбежно попадает под консервативные и реакционные влияния господствующей идеологии. Особенно это относится к революционным периодам, ибо революция, по определению, открывает неизведанную территорию, располагая при этом лишь общими принципами в качестве компаса для определения верного пути. После победы революции как никогда прежде насущной становится потребность в революционной партии, способной наилучшим образом пользоваться этим компасом, опираясь на исторический опыт рабочего класса и научный подход марксизма. Но если партия предает забвению критическую сущность марксистского подхода, она перестает помнить уроки истории и одновременно теряет способность учиться в ходе непредсказуемых событий революционного процесса. Как мы увидим далее, одним из следствий того, что большевистская партия стала отождествлять себя с Советским государством, явилась утрата ею способности к самокритике и критической оценке хода революции. Но пока она оставалась пролетарской партией, в ее рядах постоянно действовали меньшинства, которые брали на себя выполнение критической функции революционной организации. Героическая борьба этих большевистских групп будет в центре внимания следующих нескольких статей. Но начнем мы с исследования вклада революционера, не состоявшего в большевистской партии — Розы Люксембург. В 1918 году, в тяжелейших условиях, она написала «Рукопись о русской революции», дающую нам наилучший метод критического подхода к анализу революции. Этот метод неразрывно соединяет в себе острейшую критику, с одной стороны, и непоколебимую солидарность и защиту революции от нападок правящего класса, с другой.
«Рукопись о русской революции» была написана в тюрьме перед самым началом революции в Германии. В условиях продолжающейся империалистической бойни очень трудно было получать достоверную информацию о событиях в России — не только вследствие затрудненности коммуникаций, нарушенных войной (не говоря уже о том, что Люксембург находилась в заключении), но и потому, что с самого начала буржуазия делала все возможное для того, чтобы скрыть правду о русской революции за завесой клеветы и небылиц о реках крови. «Рукопись о русской революции» не была опубликована при жизни Люксембург; от имени Союза Спартака Пауль Леви посетил Розу в тюрьме, чтобы убедить ее в том, что в условиях развернутой буржуазией злобной кампании против русской революции публикация рукописи может сыграть на руку врагам. Люксембург согласилась с этим доводом и послала текст рукописи Леви, сопроводив его следующей запиской: «Я пишу это только для тебя, и если я смогу убедить тебя, то мои усилия не были напрасными» (Rosa Luxemburg Speaks, «Pathfinder Press», p. 366). Только в 1922 г. Леви, движимый далеко не революционными мотивами, опубликовал «Рукопись» Люксембург (описание эволюции Леви, приведшей его к разрыву с коммунизмом, см. в статье о Мартовской акции в Германии в: International Review, № 93).
И все же критический метод, примененный в «Рукописи», был абсолютно верным. С самого начала Люксембург твердо защищает Октябрьскую революцию, выступая против каутскианско-меньшевистской теории, согласно которой революции в отсталой России следовало ограничиться «демократической» стадией. Люксембург показывает, что только большевики сумели обнажить реальную альтернативу: буржуазная контрреволюция или пролетарская диктатура. Она отвергает также социал-демократическую идею о том, что завоевание формального большинства является необходимым условием осуществления революционных мероприятий. Этой мертвящей парламентской логике она противопоставляет революционную решительность и смелость большевистского авангарда: