Левый берег Дона

Масалов Александр Александрович

– Как скажете, - произнес Лысь, двумя пальчиками поднимая стакан.
– Я поговорю с погранцами. Они сегодня границу в этом районе вообще патрулировать не будут, чтоб нам операцию не сорвать. Можете идти в любой момент. Хоть через час после моего ухода.

– Дайте отмашку насчет федерального розыска и Интерпола, - сказал я.
– Я не хочу, чтобы первый же встречный мент потащил меня в участок. Пока меня освободят - не без вашего участия, разумеется, - пройдет много времени...

– Дельное замечание, - сказал полковник, выпил и встал.
–

Будет сделано. Держите меня в курсе... Я не прощаюсь. Еще увидимся.

И он удалился.

***

– Ты ему веришь?
– тут же спросила Карина.

Я повернулся спиной к окну и скорчил ей страшную гримасу.

– Конечно, верю, дорогая!
– сказал я громко и четко.
– Как я могу сомневаться в словах полковника Федеральной службы безопасности?! Он дал нам шанс. Мы обязаны воспользоваться им! Собирай вещи!

– Прямо сейчас?

– Ага. Эта "явка" уже провалена. У меня нет никакого желания в течение дня принимать и выслушивать гонцов из прокуратуры, из Законодательного собрания, из администрации области и полпредства... Словом, всех, кто имеет виды на архив Генки!

Глава двадцать восемь

Когда мы спустились в овраг, из склона которого торчал ржавый остов ЗИЛа, солнце уже было в зените.

В овраге мы остановились перевести дух. До хутора Татарского отсюда был час ходу. По моим расчетам, украинская граница осталась далеко позади.

Карина поставила сумку прямо в снег и села на нее. Я со своей сумкой поступил точно так же.

– Что-то мне этот Лысь не нравится, - сказала Карина.

– Не нравится - не ешь, - буркнул я, доставая сигареты.
– Впрочем, я тоже воздержусь. Подавиться можно.

– Так что ты решил, милый?
– спросила Карина, беря сигарету и прикуривая.
– Будешь искать архив для Государства или для Брюнета?

Я мог бы сказать, что искать архив вообще не собираюсь. Пусть Брюнет и ФСБ сами жопы рвут...

Вместо этого я произнес:

– Мой опыт свидетельствует об одном. С ворами дело иметь можно - соблюдая, разумеется, меры предосторожности. Если они пообещают что-нибудь - сделают. А вот с нашими силовиками... Чтобы архив заполучить, они тебе черта лысого посулят. А потом глаза вылупят - какие такие новые паспорта? Ничего не знаю! Мы с преступниками не договариваемся!.. И тут же в КПЗ отправят.

– Так, значит, для Брюнета будешь стараться?
– спросила Карина.

По ее интонациям я не понял - одобряет она меня или осуждает.

– Для самого себя я буду стараться, - сказал я.
– Заключив джентльменское соглашение с двумя сторонами, я получил четыре дня жизни и свободу передвижения. За четыре дня я управляюсь со своими делами. А что дальше будет - увидим.

Она открыла было рот. Я ее опередил, сказав:

– Твоя идея с побегом в Турцию мне нравится. У тебя есть три дня, чтобы изготовить новые документы.

Карина кивнула, сунула в рот сигарету, от которой уже остался один фильтр, и затянулась.

– Губы не опАли, - сказал я.

– Что?..
– Она вынула сигарету, посмотрела и бросила в снег.
– Дай еще.

Я дал.

– Милый, ты от меня ни чего не скрываешь?

– Разве что - двух жен. Одна из них негритянка...

– Почему они так уверены, что архив именно у тебя?

– Понятия не имею. Но их логику понять могу. Кому, как ни своему приятелю, бывшему журналисту, который собирается стать редактором очень желтой газеты, Генка мог доверить архив с компроматом?

– Да, наверное...
– сказала Карина и замолчала.

Мы курили в полном молчании, и не могу сказать, что мне это нравилось. Карина о чем-то напряженно думала. Только б она не решила заявиться с архивом прямо в Управление ФСБ. Это походило бы на дешевый голливудский боевик…

Два героя - он и она - в разорванной одежде, окровавленные, пошатываясь от усталости, вваливаются в холл. К ним со всех сторон бросаются чекисты. Появляется врач в белом халате, а герои заявляют что-то типа: вот бумажки, которые вы хотели, а теперь позовите полковника Лысь - у него наши документы...

Выбросив окурок, я подхватил сумку и сказал:

– Пошли.

Карина беспрекословно выбросила недокуренную сигарету и поднялась.

– Крепись, девочка, - сказал я.
– Осталось уже немного.

– Я знаю, - сказала она.
– Просто давно не ходила так много...

***

Из оврага я вылез первый. Едва моя голова оказалась на уровне земли, я увидел метрах в ста от нас трех человек, одетых очень скромно. Они шли в нашу сторону налегке, без всякой поклажи. Как на прогулке.

– Ч-ч-черт, - прошипел я и дал задний ход. Надеюсь, они не заметили... Или это первый сюрприз полковника?

– Что случилось?
– спросила Карина.

– Тише, - сказал я. – Там кто-то есть...

Оглядевшись по сторонам, я сунул пистолет куда-то в ржавый остов ЗИЛа и спросил:

– Еще оружие, а также наркотики и боеприпасы у тебя есть?

– Нет, ничего такого...

Я притянул ее к себе и поцеловал в губы. Губы были холодные. Как у мертвеца. Я поцеловал ее еще раз.

– Ты что делаешь?
– спросила Карина.

– Согреваю тебя. Совсем замерзла, моя девочка...

– Мне не холодно. Все равно ОНИ не поверят, что мы сюда миловаться пришли...

Чтобы пройти сто метров, надо минуты две-три. Мы стояли, обнявшись, на дне оврага минут пять, каждую секунду ожидая, что на гребне покажутся люди и крикнут: "Ни с места!.."

На шестой минуте я не выдержал и полез по склону. Идущие не стали спускаться в овраг. Они брели параллельно ему, явно направляясь в сторону украинской границы. От меня до их спин теперь было метров сто двадцать.