Левый берег Дона
Шрифт:
– А без подъе...к? Баклань по существу.
– Ну, журналист.
– Проститут, значит, - обрадовался парень.
– Петушня залетная... Ну, блин, как нам повезло! Слышь, Колян, нам фарт попер...
Колян посмотрел на журналиста и сказал:
– Это нары мои! Катись отсюда!
Брезгливо, ногой, он толкнул Стасика, и тот упал на пол.
– А жопа какая, ты смотри!
– резвился приятель.
– Персик, а не жопа! Мажу на что хочешь - он целка!
– Мажем!
– подтвердил Колян.
– А как проверим?
– Эй, ты, чмо болотное! Снимай
"Ах, вот что менты удумали!" - пронеслось у Стасика в голове. Он встал и, тяжело, исподлобья глядя на парней, прохрипел:
– Только попробуйте, суки!
Насильники ухмыльнулись и стали приближаться. Собрав все силы, Полонский двинул одного в промежность и бросился на Коляна. Тот попытался отпихнуть рукой. Рука эта, волосатая, с татуировкой, с вспухшими венами, оказалась в непосредственной близости от лица.
Уже не соображая, что делает, Стасик вцепился в его предплечье зубами и глотнул теплой, сладковатой жидкости.
Колян закричал, отпихивая Стасика.
– Про Андрюху Чикатилу слыхал?
– прохрипел Стасик. Лицо у него было измазано кровью. По щекам текло. Вид - как у вампира из фильма ужасов.
– Так вот, он ни причем! На него менты повесили!..
И бросился на Коляна, словно хотел поцеловать.
– Пусти, козел! Не надо!
– орал Колян. Он был напуган до смерти.
– Отпущу, когда всю кровь высосу!
– хрипел Стасик, пытаясь нащупать зубами сонную артерию. А, нащупав, укусил, но слабо - только для поддержки имиджа.
Колян заверещал, как баба, и бросился к двери. Отпихивая ногой Стасика, забухал кулаками по металлу, крича:
– Дежурный! Дежурный!..
Открылся глазок.
– Какого хрена?
– Он е..нутый! Такого базара не было! Давай другую камеру!
В камеру вошли двое с дубинками. Стасик сразу же отошел в унитазу - подальше от укушенного и от ударенного. И сказал, утирая лицо рукавом:
– Ерунда, не обращайте внимание. Я только немного вправил мозги этим беспредельщикам.
Его буквально шатало от слабости.
– Выходите, - приказал дежурный.
Насильники торопливо вышли. Уже на пороге ударенный крикнул:
– Я с тобой еще разберусь! Я тебя!..
Что он собирался делать со Стасиком, последний не услышал: дверь закрылась. Полонский сел на нары, закрыл глаза и улыбнулся. Второй раунд он выиграл. Только бы этот Колян не оказался носителем палочки Коха или СПИДа!..
Еще через два часа по журчанию воды из крана он узнал, что выиграл и третий раунд.
Напившись, он тут же мгновенно изошел потом и вырвал в унитаз белесой слизью. Лишь минут через десять, умывшись и застирав испачканные рукава, он снова приник к крану.
"Эх, сейчас бы пожевать...
– подумал он с тоской.
– И покурить..."
***
Еду принесли лишь утром в понедельник. Это был кусок черного хлеба и жидкая похлебка, на дне которой лежали два кусочка картошки и три макаронины, а на поверхности плавали несколько желтых пятен жира.
Глава тридцать третья
Примерно в то время, когда корреспонденты областной газеты тужились, закрывая вторничный номер, Стасика пригласили на допрос.
Заросшего щетиной, с воспалёнными глазами, изможденного донельзя, Полонского привели в комнату, где стояли обшарпанный стол и пара стульев. За столом восседал мужчина в штатском, изучая какие-то бумаги.
– Присаживайтесь, Станислав Алексеевич, - сказал он, широким жестом указывая на стул.
– Я - майор Бубенчиков, городская прокуратура.
– Сперва я хотел бы заявить протест, - сказал Полонский, опираясь на спинку стула.
– По поводу бесчеловечного обращения с задержанным. Меня двое суток прессовали, не давая пить и есть. Один раз избили. Кроме того, была сделана попытка подселить ко мне двух педерастов. Я уцелел просто чудом.
– Напишите жалобу на фамилию начальника тюрьмы, - посоветовал майор.
– Разберёмся.
Стасик махнул рукой.
– Догадываюсь, чем все закончится. Стандартная отписка будет примерно такого содержания: служебное расследование не подтвердило факты, изложенные в жалобе.
– А вы все-таки напишите, - настаивал Бубенчиков.
– Прямо сейчас. Один экземпляр мне, другой я пущу по инстанциям… А теперь у меня есть к вам несколько вопросов.
"Что-то я не понимаю, какую игру он ведет...", - подумал Стасик.
– Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката!
– А говорят, будто журналисты - небогатые люди...
– Редакционного адвоката, - уточнил Стасик.
– Станислав Алексеевич... Видит Бог, я хочу вам помочь, а вы голливудских боевиков насмотрелись... Что вы можете сказать по поводу холодного оружия, обнаруженного во время обыска?
– Что вы называете холодным оружием? Топорик, которым я за пару дней до обыска кости на бульон рубил? Несколько кухонных ножей заводского производства и купленных еще во времена Советской власти? Нож-бабочка? Она по всем признакам не является холодным оружием... Хотите, я покажу на Центральном рынке, у кого я ее купил? Дней пять назад, проходя мимо, я видел и продавца, и подобные ножики... А может вас интересует бейсбольная бита? Они в свободной продаже. Иметь ее - не преступление.
– А что вы скажете о наркотических препаратах, обнаруженных в вашей квартире?
Голос у него при этом был такой, что у Стасика захолонуло сердце. Неужели менты вписывали в графу что-нибудь вроде полкило марихуаны?
– Что вы называете наркотиками?
– Димедрол, тазепам.
– Это не наркотики. Это легальные лекарственные препараты, купленные в обычной аптеке без рецепта. У меня работа нервная. Иногда надо расслабиться. Одни водку пьют для релаксации. Я, конечно, не трезвенник. Журналист-трезвенник - это белая ворона. Исключение из общего правила. Я выпиваю иногда - в меру. А если стрессовая ситуация, могу перед сном расслабиться, выпив корвалола, димедрола или тазепама.