Левый берег Стикса

Валетов Ян Михайлович

Диана не любила грозу. Костя, наоборот, любил. Когда струи дождя полосовали реку он часто, набросив на плечи дождевик, стоял на песчаном пляжике, глядя на воду, а рядом с ним, в ядовито-желтом дождевичке, стоял Марик. Они возвращались в дом мокрые, как лягушки, оставляя на крыльце следы коричневого рассыпчатого речного песка, и пили чай на кухне. От висящих в прихожей плащей остро пахло дождевой водой и пластиком, в стекла барабанили крупные летние капли. Дашка мостилась на колени к Диане и грызла печенье, свистел чайник…

Диана отошла от окна. Надо

было что-то готовить на ужин детям. Но для этого требовалось спуститься вниз, на кухню.

Марик читал, сидя в кресле и, увидев её, сразу же отложил книгу в сторону.

— У нас неприятности, сынок. — Сказала Диана, садясь напротив него. — Большие неприятности.

— Что-то с папой? — голос у Марка дрогнул. Чуть заметно, так же, как бы он дрогнул у Кости, отметила она. Та же выдержка, тот же взгляд, тот же наклон головы. Маленький Краснов. Он сможет, он точно сможет.

— Нет. С папой все в порядке. Он звонил. Он сейчас в Берлине. Понимаешь, Марик, те люди, что приехали…

— Это же папина служба безопасности…

— Да. Но, видишь ли.… Этим людям нужны деньги.

— Ваши с папой?

— Нет. Деньги банка. Они хотят, что бы папа отдал им деньги банка.

— Много?

— Очень много, сынок. Они для этого приехали. И они нас не отпустят, пока папа эти деньги им не отдаст.

— А он отдаст?

— Да. Конечно. Они знают, что для того, что бы они ушли, папа сделает это. Но нужно время. День, может быть, два. Пока они останутся здесь.

— А потом уйдут?

Диана взъерошила сыну волосы.

— Уйдут. Может быть. А, может быть, и нет.

— Почему?

— Потому, что могут испугаться, что твой отец потом их найдет. И накажет.

Он задумался, буквально на миг, а потом опять поднял не нее глаза.

— Он их найдет.

Он не спрашивал, а утверждал.

— В том-то и беда, — подумала Диана, — и они тоже это знают. И они уверены в этом на все сто процентов. Поэтому и сделают все, что бы искать их было некому. Вот только как сказать об этом тебе?

— Да. Найдет. Вопрос в том, сынок, будем ли мы с тобой и Дашкой, сидеть и дожидаться, пока папа что-то сделает? Или попробуем сделать что-то сами?

Марк посмотрел на нее внимательно, совсем по-взрослому. Диане даже стало не уютно. Будто бы не одиннадцатилетний мальчишка сидел сейчас, напротив нее, а ее ровесник, таким понимающим был этот взгляд.

— Ты думаешь, — сказал Марк, — что они убьют нас, мам?

Как ни странно, Диане стало легче, когда он сам произнес то, что она не решалась высказать в слух. Страшнее, так как ее выводы подтвердились, но легче, потому, что она поняла, что не одна. Рядом с ней сидел Костя. Маленький Костя. Но такой же рассудительный, храбрый и спокойный. В глаза которого можно заглянуть и почувствовать поддержку, понимание. И не видеть страха.

Прости меня, Господи, подумала Диана. Прости меня за то, что я ищу поддержки у ребёнка, вместо того, чтобы просто защищать его и его сестру. Прости меня за то,

что собираюсь сделать. И дай мне силы сделать то, что должно. И защити наших детей, если сможешь. Будь милосерден. Мы слабы, мы обращаемся к тебе только в минуты несчастий, но разве не в эти минуты особенно горячи наши молитвы? Разве не в эти минуты мы особенно искренни в своей вере?

— Да. — Сказала она. — Они нас убьют. И папу тоже. Такой у них план. И пока все идет по этому плану. Но мы с тобой можем эти планы нарушить. Если нас не будет у них в руках — это развяжет руки Косте.

Или даст ему возможность совершать ошибки, отметила она автоматически. Без ущерба для безопасности детей. И сама удивилась своей способности холодно анализировать ситуацию в такой момент.

— Для них — любое нарушение планов — это очень плохо. У них очень мало времени.

— У папы тоже, — сказал Марк. — Что ты собираешься делать?

— Нам нужно покинуть дом. — Она потерла виски. Голова побаливала после удара Лукьяненко, да и начавшийся дождь хорошего самочувствия не добавлял. — Через двери этого не сделать. Только через балкон второго этажа. Ты можешь спуститься? По простыням?

— Да. Без проблем, ма.

— Потом я спущу тебе Дашку. Она будет спать. Или будет очень сонная.

— Хорошо.

— Потом спущусь сама. Помогу вам переплыть речку, и вы пойдете к сторожу на плотину. У него есть связь.

— А ты?

— А я вернусь. Не в дом. На этот берег. И постараюсь угнать свою машину. Запасные ключи у меня есть.

— Не пойдет. — Сказал Марк. — Тебе нельзя возвращаться. Они тебя убьют.

— Они будут думать, что вы со мной. И гнаться будут за мной. Вы успеете добраться. И позвонить в город. А я постараюсь доехать до шоссе. Или до города, до поста ГАИ.

— Нет, — повторил он.

— Марочка, но ведь ты не сможешь вести машину.

— Это плохой план, мам. Пять километров по лесу ночью с Дашкой на плечах. Я дойду только к утру. — Он посмотрел ей в глаза твердо, без сомнений, по-мужски. — Я дойду, не сомневайся. А что будет с тобой?

— Со мной все будет хорошо.

Марк покачал головой.

— Это плохой план, мама. Он никуда не годится. Мы не выберемся из дома незаметно. Они будут сторожить.

— Я знаю, сынок. Я знаю, что надо делать.

— Я тоже, — сказал Марк. — Жаль, что тебе никогда не нравился бейсбол. Но мы справимся, мама. Обязательно справимся. Они думают, что мы ничего не будем делать. Они думают, что мы их боимся.

— Он догадался, — подумала Диана. — Он догадался. Увидел, что я принесла биту, и понял — зачем. Ни неприятия, ни ужаса перед действием, от одной мысли о котором у меня ноги становятся ватными.

Она обняла сына и прижала его к груди. Он с благодарностью принял ее ласку, положил голову на плечо, замер, на несколько секунд. Совсем ребенок. Единственная опора. Она бы все отдала за то, чтобы их с Дашкой не было рядом. И чтобы ей не пришлось делать то, что она должна будет сделать.