Лейла
Шрифт:
— Но я и есть Лейла, — шепчет она, пытаясь убедить себя в том, что все это не происходит на самом деле.
Я оборачиваюсь.
— Лейла, вселись в тело.
Подождав всего пару секунд, я вижу перемену.
Лейла открывает глаза. Расслабляет ноги, но выражение ее лица остается напряженным. Вид у нее такой, будто она готова расплакаться, но я не знаю, стало ли тому причиной то, что у нее не осталось никаких сомнений в том, что она Лейла, или то, что она сочувствует Сейбл.
Я тянусь и развязываю ей руки. Едва ее запястья
Все в этот миг становится по-настоящему. Понимание, что Сейбл непросто добраться до воспоминаний, созданных нами с Лейлой, тех, что стоят на первом плане в сознании Лейлы, развеяло последние капли сомнений, витавших вокруг нас.
Лейла сжимает мой затылок ладонью и прижимается щекой к моей щеке. Ее голос полон страха.
— Пожалуйста, помоги мне найти путь назад.
Я закрываю глаза.
— Я не перестану бороться за тебя, пока мы не найдем выход. Обещаю.
Глава 24
Я мою голову Лейлы в душе. Этот момент словно мрачное повторение утра после нашего знакомства. Разве что на сей раз мы молчим. Я не задаю ей вопросов, потому что мне кажется, будто моя жажда получить ответы не принесла нам ничего, кроме тоски. Я даже размышляю, не сожалеет ли она о том, что я вообще здесь появился. Если бы я не приехал, она бы даже не знала, что ей не место в ее мире. Не знала бы, как это несправедливо.
Она бы не знала, что, возможно, не сможет вернуться.
Прошлой ночью мы совсем не спали. Часами искали решение в сети и листали книги о паранормальных явлениях в Большом Зале. Пока мы ничего не нашли, хотя продолжали искать даже спустя два часа после рассвета.
Сегодня новый день. Выспимся, как следует, и начнем сначала. Я не даю Лейле терять надежду.
Ополоснув ей волосы, я целую ее в макушку. Она со вздохом расслабляется, прижавшись спиной к моей груди, и мы молча стоим, позволяя струям горячей воды бить по нам. В этом нет ничего романтичного. Или сексуального.
Мы просто печальны.
— Ее тело измотано, — говорит Лейла.
— Это не ее тело. Оно твое.
Она разворачивается и смотрит на меня. В ее усталых глазах пустота. Ей нужно поспать, но с тех пор, как она узнала, что ее место в этом теле, а не в духовном мире, ей неприятна мысль о том, чтобы возвращаться в пустоту. Она говорила мне, что теперь это ее пугает.
Я был раздавлен.
Я не хочу, чтобы она вновь позволяла Сейбл взять верх, но это неизбежно. Только так ее тело может восстановить силы.
— Прими две таблетки снотворного, — предлагаю я. — Может, так она поспит подольше.
Лейла кивает.
Мы выходим из душа, и я достаю две таблетки. Лейла принимает их, запивая водой, и забирается в кровать. Я задергиваю плотные шторы, чтобы скрыть солнечный свет. Сам ложусь в кровать рядом с ней, но на сей раз прижимаю ее к себе, не
Настолько нормальным, насколько возможно в нашем положении.
Я все жду, что очнусь от этого кошмара. Мне неприятно вспоминать прошедшие семь месяцев и знаки, которые были прямо у меня перед носом. Сразу начинаю чувствовать себя невеждой, чья узость мышления по-своему нас подвела. Я никогда не верил в призраков и духов, а если бы верил, заметил бы, что Лейла — вовсе не Лейла?
Есть ли на свете другие люди, которые подобно Сейбл думают, будто страдают от амнезии, отчего им бывает сложно отыскать воспоминания, тогда как на самом деле, им просто не место в теле, в котором они живут? Они просто духи, заточенные не в том теле.
— Лидс, — Лейла едва слышно произносит мое имя, но даже в шепоте я слышу груз ее мыслей.
— Что такое?
Она опускает голову мне на плечо.
— Думаю, есть лишь один способ все исправить.
— Какой?
Она делает тяжелый вдох и отвечает с выдохом.
— Тебе придется меня убить. А потом надеяться, что сможешь вернуть меня к жизни.
Я зажмуриваюсь, пытаясь отгородиться от ее слов. Даже слышать их не хочу, но она продолжает.
— Если я смогу пробыть в состоянии клинической смерти достаточно долго, чтобы душа Сейбл покинула мое тело, тогда, возможно, моя душа сможет завладеть им, пока ты не вернешь меня к жизни.
— Прекрати, — тотчас перебиваю я. — Слишком рискованно. Многое может пойти не так.
— Мы не можем жить так вечно.
— Можем.
Лейла приподнимается с моего плеча и смотрит на меня. Ее глаза полны слез.
— Это изнурительно. Я не могу жить так день за днем. И что же, ты действительно хочешь до конца своих дней держать наверху девушку в заложницах?
Не хочу. Это мучительно, но всяко лучше, чем думать, что Лейла может умереть.
— Это не выход.
— А жить вот так — выход? Она не спит, если не накачать ее таблетками, а мне потом приходится страдать от побочных эффектов. Я устала. Ты тоже устал. Если таков единственный способ существования рядом с тобой… то я предпочту не существовать вовсе, — говорит она. Теперь Лейла плачет, и это невыносимо. Я не хочу ее расстраивать, но эгоист во мне предпочел бы видеть ее расстроенной, чем не видеть вовсе.
— Если мы все сделаем, и что-то пойдет не так, я никогда себя не прощу. Я не могу жить без тебя, Лейла.
— Можешь. Жил последние семь месяцев.
Я отвечаю ей многозначительным взглядом.
— И был чертовски несчастен.
Лейла серьезно смотрит на меня. А затем, будто проникнувшись ко мне сочувствием, она опускает ладонь мне на щеку и целует меня. Ее поцелуй сладок, но полон отчаяния. Не знаю, как поступить.
Целовать ее, когда ей больно, сущая пытка, потому что я знаю, что сейчас творится у нее в голове. Она думает, что смерть — это решение.