Лейтесь слезы... (Пролейтесь слезы) (др. перевод)
Шрифт:
— Порядок, — сказал Бакман. — Пускайте в печать.
Пегги Бисон вошла в кабинет Бакмана, неся с собой несколько секретных докладных записок и желтую папку.
— Простите, мистер Бакман, — сказала она. — Не хотелось бы в такое время вас беспокоить, но…
— Хорошо, я просмотрю, — перебил Бакман. Но это все, сказал он себе. Потом я отправляюсь домой.
— Я знаю, что вы искали именно это досье, — сказала Пегги. — Как и инспектор Макнульти. Оно только что, десять минут назад, прибыло из Центральной базы
— Но ведь никакого Ясона Тавернера нет, — ошарашенно пробормотал Бакман.
— Очевидно, кто-то его забирал, — сказала Пегги. — Так или иначе, его только сейчас передали по линии. Наверное, они сами только что получили его назад. Никакой пояснительной записки здесь нет. Центральная база данных просто…
— Ладно, — перебил Бакман. — Идите. Я его просмотрю.
Пегги тихонько вышла из кабинета и прикрыла за собой дверь.
— Не следовало мне так с ней разговаривать, — сказал Бакман Гербу Майму.
— Ваша резкость вполне понятна.
Открыв досье Ясона Тавернера, Бакман сразу наткнулся на глянцевое рекламное фото размера восемь на пять. Прикрепленная к фото записка гласила: «С любезного разрешения „Шоу Ясона Тавернера“, в девять вечера каждый вторник по Эн-би-си».
— Боже милостивый, — вымолвил Бакман. Вот именно, подумал он затем, не иначе как боги играют с нами. Отрывая нам крылья.
Герб подался вперед и тоже взглянул. Лишившись дара речи, они вдвоем таращились на рекламное фото. Наконец Герб сказал:
— Давайте посмотрим, что там еще.
Откинув в сторону фото восемь на пять вместе с запиской, Бакман прочел первую страницу досье.
— Сколько зрителей? — спросил Герб.
— Тридцать миллионов, — ответил Бакман. Протянув руку, он взял трубку видеофона. — Пегги, — сказал он, — обеспечьте мне, пожалуйста, связь с местной телестудией Эн-би-си. Кей-эн-би-си, или как ее там. Свяжите меня с кем-нибудь из сотрудников. Чем выше по рангу, тем лучше. Растолкуйте им, кто звонит.
— Слушаюсь, мистер Бакман.
Считанные мгновения спустя на экране видеофона появилось ответственное на вид лицо, и голос в ухе у Бакмана произнес:
— Алло? Чем могу служить, генерал?
— У вас идет «Шоу Ясона Тавернера»? — спросил Бакман.
Уже три года по вторникам. В девять вечера.
— Вы уже три года даете его в эфир?
— Да, генерал.
Бакман повесил трубку.
— Что же в таком случае Тавернер делал в Уоттсе? — спросил Герб Майм. — Когда покупал поддельные УДы?
— Ведь мы даже свидетельство о его рождении найти не смогли, — пробормотал Бакман. — Мы обшарили все банки данных, какие только существуют, все газетные подшивки. Слышали вы когда-нибудь про «Шоу Ясона Тавернера» на Эн-би-си по вторникам в девять вечера?
— Нет, — осторожно ответил Герб, явно колеблясь.
— Вы не уверены?
— Мы тут уже столько говорили про Тавернера…
— Я никогда о нем не слышал, — заявил Бакман. — Хотя каждый вечер по два часа смотрю телевизор. С восьми до десяти. — Он обратился к следующей странице досье, небрежно откидывая первую; она упала на пол, и Гербу пришлось ее подобрать.
Итак, на второй странице: список записей, сделанных за эти годы Тавернером, с указанием названия, инвентарного номера и даты. Бакман невидящим взглядом уставился на список — он охватывал аж девятнадцать лет.
— А ведь Тавернер действительно говорил нам, что он певец, — заметил Герб. — И в одном из УДов он причислялся к профсоюзу музыкантов. Так что здесь все подтверждается.
— Здесь вообще все подтверждается, — резко выговорил Бакман.
И перелистнул страницу. На третьей странице описывалось финансовое положение Ясона Тавернера, источники и размеры его доходов.
— Его доходы куда выше, чем у генерала полиции, — заметил Бакман. — Куда выше, чем у нас с вами, вместе взятых.
— Когда мы здесь его допрашивали, у него с собой была куча денег. И он дал Кати Нельсон чертовски приличную сумму. Помните?
— Да. Кати сообщила об этом Макнульти; я помню из его отчета. — Бакман задумался, в то же время механически теребя край ксерокопии. И вдруг пальцы его замерли.
— В чем дело? — спросил Герб.
— Это же ксерокопия. Само досье из Центральной базы данных никогда не изымается. Рассылают только ксерокопии.
— Но чтобы отксерить, его изымают, — возразил Герб.
— Ага, — согласился Бакман. — Изымают. Секунд на пять.
— Не знаю, — сказал Герб. — Не просите меня это объяснить. И я не знаю, сколько у них там уходит на ксерокопирование.
— Прекрасно знаете. Мы все это знаем. Тысячу раз видели, как это делается. Стандартная процедура.
— Стало быть, ошибка компьютера.
— Хорошо, — сказал Бакман. — Никаких политических связей у Тавернера не было, тут он абсолютно чист. К счастью для него. — Он принялся листать досье Дальше. — Имел недолгие контакты с Синдикатом. Носил пистолет, но имел на то разрешение. Преследовался в судебном порядке одним из зрителей, заявившим, что реприза с провалом памяти была карикатурой на него. Неким Артемусом Франком, проживающим в Мойне. Адвокаты Тавернера выиграли дело. — Бакман читал вразброс, не ища ничего конкретного, просто изумляясь. — Сорок пятая запись Тавернера, «Нигде никакой кутерьмы», которая также у него и последняя, была распродана в двух миллионах экземпляров. Слышали такую?
— Не знаю, — отозвался Герб.
Бакман какое-то время пристально на него смотрел.
— А вот я никогда ее не слышал. Вот в чем разница между мной и вами, Майм. Вы не уверены. А я уверен.
— Вы правы, — сказал Герб. — Но сейчас я правда не знаю. По-моему, тут страшная путаница, а ведь у нас есть и другие дела. Нам нужно подумать про Алайс и про доклад коронера. Нужно как можно скорее с ним переговорить. Наверное, он все еще в вашем доме; я позвоню ему, и вы сможете…
— А ведь Тавернер, — произнес Бакман, — был там, когда она умерла.