Лезгинка по-русски
Шрифт:
– Веди! – Тихомиров взял водителя за шиворот.
А врач-переводчик, едва майор отвернулся, стал поглаживать ребра, в которые ткнулся ствол майорского автомата. Давил Тихомиров без стеснения, давая сразу понять, что к шутникам никак себя не относит…
Не выходя из своего укрытия, подполковник Занадворов наблюдал в бинокль и сам момент захвата машины, и последующий экстренный ремонт, который пришлось проводить большей частью Тихомирову, поскольку водитель то ли от природы был чем-то основательно стукнутый, то ли от испуга потерял способность шевелить руками, но не мог даже домкрат под машину подставить, не говоря
Колесо сменили. Старый колесный диск закинули в салон, сбросили с откоса в сухую высокую траву старую разорвавшуюся резину, чтобы не привлекала на дороге постороннего внимания и не заставляла людей задумываться о произошедшем. Опытный эксперт в состоянии найти в разорвавшейся покрышке дыру от пули. А если не остается следов на дороге, искать внизу покрышку никто и не будет. Дело было сделано…
Майор Тихомиров сам сел за руль; пленников затолкали в салон, туда же забрались и офицеры группы. Машина тронулась и через десяток метров свернула в сторону обочины. Конечно, для легковой машины этот спуск был бы невозможен, но «уазик» тем и славится, что проходит там, где застревают самые современные внедорожники. Тихомиров потихоньку спустился с откоса и прямо по камням, чтобы не оставлять следа в сухой ломкой траве, двинулся в сторону скал, где уже было приготовлено убежище для машины.
Занадворов слушал звук двигателя машины, и ему казалось, что это совсем не тот «уазик», что спускался к ним с холма. Звук был совсем иным: коробка передач не скрипела, двигатель работал ровно и без очевидной натуги, и только корпус автомобиля продолжал повизгивать, как прежде. Но это уже было, и Тихомиров бороться с таким явлением не мог.
Рукотворная колея была прокопана как раз такая, как и требовалось. На обе оси «уазик», конечно, не сел, что в принципе было не нужно, но углубился в почву до самой выхлопной трубы. И сразу раскрылась дверца; из салона выпрыгнул старший лейтенант Рататуев и поднял автомат, показывая пленникам стволом направление движения. Двое из пленных были явно перепуганы. И лишь один – тот, что переводил слова майора Тихомирова своему водителю, – держался спокойно и с достоинством.
Чуть впереди машины, сидя на камне, пленников встретил подполковник Занадворов. Спокойно и по-деловому, без лишних слов, столь любимых майором Тихомировым, жестом показал на соседние камни, приглашая присесть для беседы.
Двое перепуганных сразу выполнили приказ. Только третий поправил на себе халат, испачкавшийся после работы с установкой запасного колеса, и остался стоять, вопросительно глядя на подполковника.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – уже словами подтвердил Сергей Палыч свой жест.
– Может быть, сначала объясните мне, что здесь происходит? – сложив руки на груди, на вполне приличном русском языке спросил врач, человек с носом спело-сливового цвета и мутными глазами хронического алкоголика. Тем не менее тон сказанного и голос были такими, что подчеркивали возмущение произволом со стороны непонятно кого и непонятно по какой причине.
– Здесь вопросы временно – обращаю ваше внимание, только временно – задаю я, и только я. И попрошу на них отвечать, чтобы временное состояние не затянулось надолго. Это в ваших интересах и в интересах ваших собратьев по несчастью. Только я здесь и сейчас волен распоряжаться. Это попрошу уяснить сразу и окончательно, чтобы к непониманию положения вещей с вашей стороны больше не возвращаться.
Сергей Палыч говорил предельно жестко, отчетливо отделяя слова одно от другого, хмурил при этом брови и смотрел исподлобья, чтобы сразу показать, что переходил границу не для вежливой дружеской беседы.
Водитель машины смотрел на подполковника с откровенным испугом. Парень молодой, приступами храбрости не страдает. Его руки откровенно дрожали, когда он пальцами проводил по своему покрасневшему от испуга кадыку. Второй мужчина, видимо, фельдшер, пожилой, с простеньким лицом и невыразительными подслеповатыми глазами, нервно зевал, но остановил зевоту, чтобы сказать что-то не слишком сговорчивому врачу.
– Еще одно, – добавил Занадворов более жестко. – Я запрещаю разговаривать в нашем присутствии по-грузински, поскольку никто из нас грузинского языка не знает. Это невежливо с вашей стороны. Исключение может составлять только тот случай, если я или мои подчиненные попросят вас перевести наши слова другим. Нарушение будет караться. У моего заместителя достаточно крепкий кулак, чтобы вбить говорящему его же слова в рот!
– Мы находимся на своей земле и можем так говорить, как нам нравится, – возразил врач.
Но его возражение прозвучало неуверенно, и мутные глаза невольно оценивающе посмотрели на кулаки майора Тихомирова. Тот оценил ситуацию и чуть-чуть подтянул ближе к локтю рукава своего бушлата. Рукава, конечно, не мешали, но выглядело это впечатляюще и убедительно.
– Мне повторить сказанное?
Занадворов обращался по-прежнему к врачу, понимая, что человек со сливовым носом из троицы главный. Но ответил тот, кого подполковник принял за фельдшера:
– Мы поняли… Я ничего такого и не сказал. Я попросил уважаемого Автандила Георгиевича разговаривать вежливее и не навлекать на нас новую беду.
Занадворов кивнул не глядя, потому что продолжал смотреть на врача, ожидая конкретного ответа. Но тот берег достоинство и молчал. Это Занадворову нравилось. По крайней мере, вызывало уважение.
– Автандил Георгиевич… Уважаемый Автандил Георгиевич! Вы, как я понимаю, врач?
– Да, я главный врач районной больницы Автандил Георгиевич Саламидзе. Может, вы объясните нам, наконец, что происходит?
– Мне приходится повторять сказанное: вопросы здесь задаю я.
– Ну так задавайте и не тяните время. Меня в больнице ждут… Я один, можно сказать, на весь район остался.
– Подождут. Я не обещаю вам быстрого освобождения. Хотя не обещаю и чего-то уж очень плохого, если вы будете вести себя адекватно обстоятельствам.
Автандил Георгиевич молча ждал продолжения.
– Ваша больница обслуживает американскую лабораторию?
– Что вы называете лабораторией? – спросил Саламидзе.
– То место, куда вы только что ездили.
– У нас это называется учебным центром. Насколько я знаю, американские инструкторы обучают там грузинских офицеров. Видимо, какие-то спецслужбы… Это я так подумал, поскольку попасть в учебный центр очень сложно – там суперсовременные системы контроля. Но это другой вопрос. На ваш же я могу ответить конкретно. Нет, моя больница не обслуживает это учреждение. У них есть свой военный врач, но он, как мне сказали, уехал по семейным делам в Тбилиси, и потому пригласили нас.