Лезвие. Книга 1. Последнее Рождество
Шрифт:
– Рон, дружище, не кипятись, пожалуйста! — попытался успокоить раскрасневшегося от ярости парня Гарри. — Я понимаю, что тобой движут благие помыслы, правда. Просто пойми, мне кажется, рыться в ее бумагах смысла нет... Насколько я знаю, Джинни не ведет дневников...
– Да что ты сейчас можешь о ней знать! Вы же давно разбежались! — в сердцах воскликнул тот. Гарри сконфуженно запнулся и опустил голову. — То есть прости, я не то имел в виду, но нас же долго не было рядом с ней, и как знать, вдруг она изменилась... Вдруг теперь она ведет эти самые дневники? Во
– Похоже на то, — грустно вздохнул Гарри, признавая правоту Рона. — Но я надеюсь, что все-таки твои опасения окажутся напрасными...
– Судя по всему, она пишет не дневник, а стихи. Понимаешь, что это значит? Это подтверждает мою теорию! С ней явно произошло что-то серьезное и плохое! — продолжал Рон, перебирая записи Джинни. — Это же СТИХИ!!!! Это очень опасно! Меланхолия, апатия, размышления о конце света... Да один Мерлин знает, что еще!
– Джинни размышляет о конце света? — недоверчиво поинтересовался Поттер, стараясь не усмехнуться над отношением друга к поэзии в целом.
– Понятия не имею, — фыркнул Рон. — Я еще толком не читал, только увидел эту кипу листков и сразу тебя позвал. Подумал, что тебе это может быть интересно. Ведь это может иметь к тебе непосредственное отношение, и я искренне надеюсь, что так и будет. Потому что тогда это полностью меняет дело, и значит, никакой Упивающийся над ней не глумился... Но если я пойму, что она страдает, переживает, пугает маму и ПИШЕТ СТИХИ из-за тебя, — он угрожающе двинулся на Гарри, — то тебе не поздоровится.
– Тогда тем более читать не стоит...
– Ну уж нет! — Рон подошел с первой попавшейся бумажкой к окну. — Решил — значит, прочитаю. В конце концов, может, тебя это и не касается.
– Это, конечно, обнадеживает... Интересно, и давно это она снова стала писать стихи? — задумчиво произнес Гарри, обращаясь, скорее, к себе, нежели к Рону. При нем Джинни почти ничего не писала - во всяком случае, насколько ему было известно.
— Слушай, а у нее это даже красиво выходит! — пробормотал Рон, внимательно изучая рукописный текст. Вот, смотри:
«Уходит год который раз,
Мгновенья считывает время.
Волной оно смывает с нас
Всех нерешенных мыслей бремя.
Уносит прочь мгновенья эти,
А впереди другие ждут.
И снегу счастливы, как дети,
Что вновь резвятся там и тут.
А дождь остался позади,
В других краях его встречают,
Другим он брезжит впереди,
Других людей собой венчает.
Уходит всё, как этот дождь,
Но остается обещанье
И
И ежегодное прощанье.
Летят снежинки с теплых рук,
А капли катятся из век.
Уходит год. Замкнулся круг,
А за дождем приходит снег»
– Ну хвала Мерлину! — Рон вытер проступившую на лбу испарину и отбросил листок в сторону. — Она пишет стихи о дождике и снежинках. Значит, чтобы записать вот это, она вчера так быстро ушла из-за стола. В былые времена можно было бы отправить это в поэтический журнал и даже деньжат подзаработать.
– Почему-то от этого стихотворения становится грустно, — пробормотал Гарри. — Есть в этом какой-то символизм. За дождем приходит снег… Капли катятся из век. Капли - это же слезы?
– Да брось ты, символизм! По мне, так моя сестра замечательно пишет! — ощетинился Рон, на ходу пересмотревший свои взгляды касательно поэзии. — Вот, это тоже красивое.
– Дай я прочитаю, — Гарри резко вырвал у друга листик, исписанный неровным, но вполне разборчивым почерком его любимой девушки.
– Ага, то-то же. Вам бы лишь критиковать и обвинять в символизмах, — фыркнул Рон. — Вслух читай, маэстро.
Но с Гарри Поттером произошла странная перемена. Он мертвенно побледнел, пальцы, сжимающие листик, мелко затряслись, очки съехали с носа. Парень пошатнулся и выронил написанное. Рон, который даже если что-то и заметил, то всё равно ничего не понял, решил взять дело в свои руки и начал громко декламировать стихотворение своей сестры.
«Дым сигарет. Он к тебе приближает.
Может, поэтому я и курю.
Облако дыма меня окружает.
Вкус твоих губ себе снова дарю.
Цвет твоих глаз — мое серое небо.
Слезы мои — этот утренний дождь.
Сердце мое — это там, где ты не был.
Память моя — эта сладкая дрожь.
Только лишь в сердце моем растворился,
Только внутри я тебя сохраню.
Только на миг в мое тело влюбился.
В нем навсегда я себя хороню.
Нужно сгореть, чтобы все позабылось.
Нужно уйти, чтобы не вспоминать,
Как в этот день я на небо стремилась,
Чтобы надолго блаженство прогнать.
День растворился, лишь память осталась,