Лезвие
Шрифт:
– Ага, я вижу… Ты тут прям банкет решила устроить и закормить меня до полуобморочного состояния...
– Да какой банкет, скажешь тоже. Я так редко что-то готовлю. Мне даже приятно…
– Это правильно. К семейной жизни готовиться надо, - подмигнув, ответила я. Мне показалось, или она вдруг покраснела и даже слегка улыбнулась? Видно, что эта глупая фраза ей явно по душе.
– А за такой тост не грех и вина пригубить. Побалуешь гостью?
– Вина? Но…
– Что но?
– Нет, ничего… Почему бы и нет? У меня, кстати, отличное полусухое есть. Сейчас принесу...
Я выпила залпом один бокал, несмотря на удивленный взгляд Насти, и попросила еще. Нет, мне совершенно не хотелось сейчас напиться, забыться, и, утирая сопли и слезы, рассказывать ей о своей безутешной жизни. Совсем нет. Мне это нужно было для того, чтобы спустя полчаса сказать, как жутко клонит в сон и, с ее разрешения, поспать несколько часиков прямо на этом диване. Театрально зевать, тереть глаза, чтобы уже через несколько минут сладко потягиваться под пледом, которым меня с особым трепетом укрывала Настя. Я кожей чувствовала, как она присматривается ко мне, и несколько раз она даже роняла на кухне ложку или вилку, которые, ударяясь о плитку на полу, издавали громкие звуки. Проверила, крепко ли сплю. Конечно же, я и виду не подала. Ничего странного. Стресс, больница, а тут еще и два бокала полусухого. Как тут не спать-то…
Чувствовала, как затекла шея и начинает неметь поясница. Жутко хотелось перевернуться на другую сторону, только я терпела. Не знала, почему и зачем, только оказалась все же права. Настя, еще раз подойдя ко мне и наклонившись над моим лицом, вдруг вышла на цыпочках из комнаты и, судя по всему, перезвонила на тот самый номер.
– Да, это я. Не могла ответить… да потому что у меня его дочь... Да, именно. И тут все намного проще, чем я думала. Она своими же руками все сделает… И давай теперь аккуратнее, в следующий раз я лучше сама наберу, чтобы не светиться лишний раз.
Я за две секунды уже была на кровати, укрывшись пледом с головой и пытаясь выровнять дыхание. Что происходит? Чувство, что я попала в какую-то чудовищную ловушку, не отпускало ни на минуту, и опять всем телом завладела та самая дрожь. С кем она говорила? Кто это? Они говорили про меня и отца… Что делать? Что я должна сейчас сделать? Понятно, что она не посадит меня под замок… они явно задумали что-то посерьезнее. Тем более под подъездом люди отца… один сигнал от меня - и они снесут тут все, к чертям, и мозги ей вышибут. В руки себя взять надо. Ведь она понятия не имеет, что я теперь знаю. А значит, и вести себя нужно так, чтобы ей эта догадка даже в голову не пришла. Сиди и не рыпайся, Карина… и думай. Почувствовала, как успокаиваться начинаю, сосредотачивая все свои мысли на том, чтобы придумать план действий. И это помогало. Страх и волнение отступали… уступая место выстроенной цепочке мыслей. Почему-то вдруг подумала о том, что наверное сейчас я похожа на отца. Он всегда так делал. Даже когда что-то страшное случалось или проблемы очередные в бизнесе, он просто замолкал и долго смотрел в одну точку. До того момента, как глубокая складка между бровями не начинала разглаживаться…
Руки сами к телефону потянулись и, войдя в мессенджер, я нашла нужный контакт и написала:
– Глеб, мне тут нужно кое-что провернуть. Выручишь?
ГЛАВА 15. Андрей
Спустя месяц…
– Андрей, это ведь не просто ребенок, которого ты вдруг решил спасти. Ведь я права?
Фаина смотрела мне прямо в глаза и ждала, что я отвечу. Когда я позвонил ей пару недель назад и сказал, что мне срочно нужна помощь врача, но за пределами ее клиники, она, ничего не спрашивая, просто назвала мне адрес и сказала, что к моменту, когда я буду там, нас уже будут ждать. Все именно так и было. Никаких расспросов, хотя это бы было бы малоэффективно – подробностей о здоровье мальчика я практически не знал. Его просто увезли врачи, которых направила по вызову Фая, сказав, что сообщат, как только что-то станет известно о состоянии ребенка. Не знаю, какого дьявола я вообще решил помогать Ефиму. Этому гребаному предателю. Но я все еще помнил наш с ним последний разговор… и вспомнил снова, едва увидел его под моим домом с ребенком на руках.
– Я не уверен пока, Фаина… - нельзя было игнорировать ее вопрос. Как минимум это неуважительно, а к ней все мы относились, как к родной. – Придет время, и я проверю. Как мальчик?
– Стабильно сейчас. Насколько это возможно при острой форме менингита. Выжидаем, когда подействуют лекарства и антибиотики. Что тебя связывает с ним, Андрей? И что это за мужчина, который сидит сутками под окнами клиники? Настолько убитого горем человека я давно не видела. И это странно признавать даже мне – той, которая каждый день со смертью лицом к лицу сталкивается.
– Ты зря его жалеешь, Фаина. Сердобольность твоя тут явно неуместна. Мальчика спасти надо, а этот пусть подыхает. Не знаю, от горя или от ломки. Не важно. Я завтра людей своих пришлю – чтоб не шатался там. Больше не увидишь его…
Она вздохнула. Тяжело так, как будто с сожалением. Это не обида была, что правду ей не рассказываю, а, скорее, переживание, что покоя нет и не будет.
– Я один раз подошла к нему, Андрей. Он за руку меня схватил и умолял ради всего святого хотя бы одним глазком на мальчика глянуть. Я его взгляд никогда не забуду. Взгляд человека, которому терять уже нечего. А когда я сказала, что нельзя к нему, то проклинал и страшные слова говорил. И они были о тебе, Андрей. Понимаешь? Господи, - она вдруг на миг взгляд отвела, - я ведь знаю, как обычно вы с обидчиками поступаете. Не маленькая. А тут? За что он расплачивается?
– Для некоторых тварей, Фаина, - самому себе свой голос сейчас чужим показался, настолько от него холодом веяло, – быстрая смерть – это подарок. Один он уже от меня получил – мальчика спасут, на этом лимит моей доброты исчерпан.
– Хорошо, Андрей. Как знаешь… Я, честно говоря, и не рассчитывала, что ты расскажешь. Смотрю на тебя – ты с каждым годом все больше на отца похож… Он таким же был. Отговорки, шуточки, мог даже часами что-то рассказывать, но при этом понятнее не становилось… - улыбнулась даже при этом. Ее воспоминания о Савелии всегда были особой теплотой наполнены, она порой рассказывала о нем очень долго, вспоминая какие-то, вроде бы, мелочи, а мне в эти моменты казалось, что я родного отца по-новому узнаю. При жизни не удалось, пришлось вот так… - Так что да, политика, в которую ты собрался – явно твое, Андрей…
Фаина была из тех людей, которых без тени сомнения называешь «своими». От и до. Полностью. Люди преувеличивают кровные связи – зачастую они же делают из людей уродов и монстров. Когда своего же бьют больнее всего. Когда глотку друг другу грызут ради паршивого наследства или всю жизнь превращают в бег с препятствиями, чтобы доказать, что ты лучше старшего брата или сестры. Не все, конечно, но… А «свой» человек – это тот, кто способен принять. Не важно, кем он нам приходится – любимым или другом. Это на интуитивном уровне чувствуется. Что без опаски спиной повернуться можешь, и какая бы дрянь не происходила, у тебя уверенность железобетонная, что не предаст.
– Я обещаю тебе, Фаина. Расскажу все, когда сам уверен буду. Сейчас и без этого… - запнулся… не хотелось говорить о том, что у нас же под носом происходит, а она и так все поняла.
– Нормально все будет. Тут лучшие врачи и аппаратура. Макса увези с клиники хоть на пару часов – он тут делу не поможет, только на врачей бросается… на грани уже…
– Сама веришь, что его увезти отсюда можно?
– Конская доза успокоительного в помощь… - пыталась шутить, только в этом разговоре каждая наша улыбка была, скорее, вопреки. «Чтоб не плакать, мы смеялись…»