Лезвие
Шрифт:
– Ты что сейчас несешь? Какая, нахрен, свадьба? Стонала только что подо мной и кончала, а теперь свадьба? Это ты играешь в какие-то игры, а у меня нет на них времени, понимаешь? Я не играться сюда пришел, а за тобой.
Попыталась вырваться, продолжая смотреть в глаза его горящие и чувствуя, как решимость трещину за трещиной дает. А что, если… что, если получилось бы все? Забрал бы меня от отца. Увез далеко, спрятал… И что? Всю жизнь так прятаться? Бояться собственной тени? Я не хочу нам жизни такой.
– Говорить можно что угодно. Да и какое отношение имеет свадьба к моим стонам под тобой? Не вижу связи. Отпусти меня. Мне больше нечего
– Какое отношение? Не смогу? Не хочу, верно? Это ведь именно не хочу, или я ошибаюсь?
– Да! Не хочу. Ты не ошибаешься. Не хочу уходить с тобой. Уже не хочу.
Сильнее сдавил руки и даже чуть приподнял, а я поморщилась, потому что кости все еще болели после ударов отца.
– Зачем лжешь мне? Зачем вот эта игра сейчас долбаная? Спектакль. Ты для меня его три дня эти репетировала? Думаешь, я синяков на тебе не видел и страх в глазах не читаю? Сколько лет тебе, девочка, а сколько мне? Я в такие игры играл, когда тебя еще в проекте не было. Правду говори мне. Не изворачивайся.
Смотрит мне в лицо, и я вижу, как на его скулах широких желваки играют и в глазах появляется тот самый холодный блеск, который я видела в них раньше. И уже успела забыть, как сильно и больно он может резать азотом по нервам.
– Ты же просто боишься. Думаешь, я не смогу тебя защитить? Не веришь мне? А, Александра? Не веришь? Отвечай!
Тряхнул сильно, так что в голове зашумело.
– Да! Да! Я боюсь! Ясно? Боюсь! Нихрена ты меня не защитишь. Никого не защитишь! Ты ни дочь, ни жену не смог! Сестру и племянницу не смог! А меня сможешь, думаешь? Уходи! Не трогай меня. Я жить хочу. Ясно? А не прятаться и вечно бояться. Вот она – правда. Несерьезно все у меня к тебе. Я это поняла и не хочу уходить с тобой. Можешь не верить, но это и есть правда, которую ты хотел услышать.
Я видела, как искажается его лицо по мере того, как я говорила и разжимаются пальцы на моих руках, а в глазах еще больше льда, он сковывает радужку, делая ее почти черной. Как же мне хотелось в этот момент кричать, что ложь… что я вру, что ни одно слово здесь не настоящее, что да, я боюсь, но не за себя. Я бы умерла ради того, чтобы он жил, улыбался, был счастлив. Я каждый день Бога молю, чтоб уберег его… только с ним во что-то верить начала. Никого ближе и роднее нет у меня и никогда не будет.
– Сильнее мой отец! Тебя и всех твоих… сильнее. Ты за все это время убить его так и не смог! А он… он всю семью твою. Как ты защитишь меня? Себя защити!
Несколько секунд смотрел мне в глаза, а я чувствовала, как рыдание поднимается изнутри, вверх, к горлу, и душит, давит горло, и я вот-вот взвою, заору, не смогу сдержаться. Вцеплюсь в воротник его рубашки и жалко проиграю сама себе, а потом никогда не прощу себя за это.
– Уходи. Не пытайся больше. Дай мне жить своей жизнью. Услышь меня. Ты ведь сам всегда говорил, что право выбора – это самое важное, что есть у человека. Оставь мне мое право выбора. Я выбрала не тебя. Знаю, что в это трудно поверить… и что ты не умеешь проигрывать…
А он вдруг снова к себе привлек, не давая отвернуться, не давая отвести взгляд.
– Я не играл! Мать твою, я не играл с тобой! – я зажмурилась, тяжело дыша, чтобы не видеть вблизи этой едкой боли в его глазах.
– Зачем? О любви зачем… все это зачем? Нахрена сегодня со мной?
– На память. Сегодня на память.
Усмехнулся, даже расхохотался. Истерически, громко и ударом
– Ну, смотри, не забудь, когда под орангутанга своего ляжешь. Кстати, ты не боишься, что подпорченная уже? Что муженьку своему скажешь, а? Оправдание придумала?
– А я операцию сделаю, не узнает никто. А тебе спасибо за опыт, Андрей. Буду мужа ублажать. Все, как ты научил…
Не успела договорить – ударил. Вроде по щеке, а болит в груди. Во рту появился привкус крови, но я даже ладонь к лицу не прижала. Смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что вот теперь это конец. Глаза закрыла сильно, до боли в веках, и не хочу открывать, не хочу видеть, иначе не сдержусь. Уходи-и-и, пожалуйста, Андрей, уходи.
– Платье это идет тебе. Надеюсь, мы его не запачкали. Веселой свадьбы тебе, Лекса. С меня свадебный подарок. Счастлива будь. И да, ты права, я всегда уважаю чей-то выбор.
Развернулся и вышел из примерочной, а я, тяжело дыша, смотрела на свое отражение, а потом беззвучно заплакала, сжимая руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу до крови. Несколько секунд, чтобы отдышаться и прийти в себя, чтобы связать себя железной проволокой изнутри и не броситься за ним. Только сейчас я вдруг поняла, что в салоне магазина стоит гробовая тишина. Потом кто-то громко всхлипнул, и я почувствовала резкий приступ тошноты и головокружения, вышла, пошатываясь, и посмотрела на дизайнерш, которых под дулами пушек все еще держали люди Андрея. Женщины дрожали от ужаса и по их щекам катились слезы. Едва я появилась, люди Андрея опустили руки со стволами и вышли из помещения. Женщины бросали взгляды на витрины магазина и всхлипывали от страха. А я смотрела, как люди в черных костюмах садятся в машины, и у меня в голове играет реквием Моцарта. Сильными аккордами, от которых разрывает барабанные перепонки. Вот и все. Я ведь этого хотела. У меня получилось. Да, это было правильное решение. Теперь ему ничего не угрожает. Сама перевела взгляд на витрины магазина и с трудом сдержала спазм в желудке, хватаясь за горло - на стёклах, с обратной стороны, остались кровавые отпечатки и смазанные пятна. Светочка зарыдала в голос и осела на пол, вторая женщина начала лихорадочно рыться в сумочке – наверняка, чтоб сотовый достать. Слышались крики на улице. Видимо, люди наткнулись на трупы моих охранников. И опять смерть. Везде смерть. Вокруг меня все умирают. Как в каком-то боевике… только это не кино, а моя жизнь, и люди гибнут настоящие.
Я повернулась к Антонине – директору магазина – и почему-то тихо сказала.
– Я выбрала. Я возьму именно это платье.
Пошатнулась, и одна из женщин подхватила меня под руку. Вдалеке слышался вой сирен полицейских машин и скорых. Меня увезли из салона еще до того, как приехала первая машина. Вывели через черных ход и посадили в джип с тонированными стеклами. Пока мы ехали домой, меня тошнило прямо на пол салона автомобиля и жуткими спазмами скручивало напополам. Когда приехали, я выскочила из машины и бросилась к себе в комнату, заперлась на ключ и упала на пол, чтобы рыдать там в голос от бессилия и отчаянного страха, что теперь не будет пути назад. Это на самом деле конец. Андрей отступился от меня, как я и хотела, больше никого рядом нет. Я совсем одна… Словно в ответ на эти мысли в дверь комнаты постучались. Я приподняла голову, не видя ничего затуманенными от слез глазами.