Либгерик
Шрифт:
– Перебивают нас дешевизной, выезжают за счет вала.
– Ну, дорогуша, перестань, я же не инспектор администрации Адмиралтейского района. Просто люблю точность.
– Конечно, нет, уважаемый представитель «Потребнадзора».
– О-о, это что-то новенькое.
– Да нет, как раз старенькое. Надзирать и потреблять – это ваше призвание. Плащик-то на вас истинно финский. Сапожки шведские. Перчатки норвежские.
Лицо Кристины искажает брезгливая гримаса.
– Не перебарщивай.
– Ну я уже не помню, чьи перчатки… Но именно так мы и одеваем всяких там инспекторов-потребителей.
– Как будто кто-то неволит.
– Да-с,
Помпон на его шапке раскачивается из стороны в сторону, как огромный бубенец пестрого, оранжево-голубого цвета.
Действительно, как можно было надеть в столице иностранного государства, мирового лидера по выпуску кораблей, родины тхэквондо и непримиримо жестокого режиссера Ким Ки Дука такой дурацкий колпак. Он надел его даже раньше, еще в самолете. То есть еще раньше – в Пулкове. Да, в Пулкове он уже был в этой шапке. А может и нет, еще стеснялся, так, накинул капюшон финской куртки. А в Пулкове или все-таки в самолете, когда тот пролетал мимо Байкала, самого глубокого озера нашей планеты, и напялил колпак с бубенцом. Возможно, что-то его донимало. Храп соседей корейской национальности. Натянул колпак на уши. Но не уснул, а проснулся. Хотя мудрец называл пробуждением именно сны, а обычную реальность – сновидением. Этого мудреца Шустов держал в штате своей фирмы, он был сторожем складского помещения с товаром. Звали его Карлом. Так-то, по паспорту – Николаем Игнатьевичем. И бороды у него, как у Маркса, не было. И о Карле Великом он не заикался. Просто любил спать и видеть сны, а потом рассказывать. Это были целые сериалы. И кто-то сравнил их с «Ходячими мертвецами», сериалом про зомби и выживших, а там-то и был мальчик-герой Карл, породивший этот мем: «Карл!». Прозвище, как это и бывает, случайно, но крепко приклеилось. Разумеется, его надо было гнать в три шеи с работы, но как-то он прижился, нелепый, бледный, курносый пенсионер с лысиной. Карл.
– Карл, – бормочет Шустов, ухмыляясь.
– Чего? – спрашивает Кристина, снимая на смартфон служителей, сбивающих с сосен снег длинными палками.
Шустов молча наблюдает за работниками в синей униформе, в оранжевых касках. Один из них замечает иностранцев, что-то говорит напарнику, тот оглядывается, хмурится – и неожиданно улыбается, кивает. Кристина отрывается от съемки и тоже улыбается, машет рукой.
– У американцев научились, – бурчит Шустов.
– Нашим тоже не помешало бы этому поучиться.
– Да уж… наши работники давно послали бы такую съемочную группу подальше. Но какого ляда они сбивают снег?
– А ты видел, как обматывают деревья соломенными покрывалами? Похоже, тут культ дерева.
– Хм, тогда бывшие лесники заповедника прибыли в нужное место, – заключает Шустов.
Они проходят мимо какого-то мемориального комплекса. За оградой одноэтажные здания казарменного типа, обелиски. Шустов говорит, что это казармы или тюрьма. По дорожке за оградой идут туристы с белыми флажками, на которых краснеет круг.
– А вот и гонцы солнца, – бросает Шустов.
Кристина снимает их через ограду.
За мемориальным комплексом видна уже настоящая военная часть. Под масксеткой стоит техника. Солдаты играют в баскетбол. Кристина снимает их.
– Как бы нашу съемочную группу не скрутили, – предупреждает Шустов. – У них же все еще война на дворе.
Кристина вопросительно оглядывается.
– Мир-то с Севером они так и не заключили, – продолжает Шустов.
Кристина перестает снимать, прячет смартфон в рыжую сумочку. Они обходят военную часть стороной, дорожки ведут куда-то выше, глубже в парк. Снегопад прекратился совсем. На ветвях чистые снежные шапки. Молча они идут по дорожке выше. Под ногами мелкая кленовая листва карминного цвета.
– Что, идем дальше? – спрашивает Кристина.
Шустов пожимает плечами.
И они продолжают восхождение куда-то, словно помимо своей воли. Кристина замечает что-то на сосне, достает смартфон, наводит – на ветке сидит перламутровая птица.
– Да это корейская сестрица нашей горлицы, – определяет Кристина. – Красотка.
– Павлины здесь водятся? – спрашивает Шустов.
– Ты же видишь, сколько снега.
– Первый снег… Да-а… Помню, такой же выпал на горе в сентябре. Я поднялся туда один, еще до твоего приезда в заповедник.
– Я помню, – отозвалась Кристина, – ты рассказывал. Это было шестнадцатого сентября. Твое любимое магическое число с тех пор.
Шустов сдвинул шапку на затылок, удивленно глядя на женщину.
– Все точно. Как это ты не забыла?
Кристина развела руками – и вдруг присела. Это было похоже на артистический поклон.
Шустов засмеялся.
– А ведь ты когда-то в молодежном театре играла! – вспомнил и он. – Но сбежала от режиссера-совратителя… Сволочь. Вдруг он убил великую актрису. Нашу Мерил Стрип.
Кристина смахнула с порозовевшего помолодевшего лица снежинку – или что-то, отвернулась к городу, видневшемуся в прореху между сосновыми заснеженными кронами. Корейская горлица захлопала крыльями и улетела, осыпав снег. И снег заискрился в ударившем луче солнца.
– Вот, – сказал довольно Шустов, – мы не прогадали.
– Пойдем дальше? – спросила Кристина.
– Да, – ответил Шустов, ткнув вперед и вверх сложенным синим зонтом.
5
Вверх вели дорожки по деревянным настилам с деревянными перилами, иногда прерываемые каменными ступенями, и тогда можно было выбирать, по какой именно дорожке продолжать подъем. Изредка сверху шли путники, все дальневосточного типа, узкоглазые, черноволосые, с лицами смугловатого, а то и откровенно желтого отлива. Многие были с лыжными палками, все – в походной одежде: в пуховиках, спортивных штанах, кроссовках. Шли паломники этого выходного дня и вверх, обгоняя двух странных пешеходов с синим зонтом, в одежде, совсем не приспособленной для снежных восхождений; особенно необычной была их обувь: сапоги на высоком каблуке у рыжехвостой иностранки и узконосые черные блестящие штиблеты у небритого мужчины в шапке с тяжелым бубенцом. И паломники, конечно, пялили узкие азиатские глаза на этих двоих.
Один кореец или китаец не выдержал и, указывая на их обувь, что-то сказал им с изумлением.
Шустов с Кристиной сдержанно улыбались, разводили руками. Кореец о чем-то спрашивал. Кристина попыталась заговорить с ним по-английски. Но тот не смог перейти на язык международных симпозиумов. И что-то продолжал говорить по-корейски. Наконец он вопросительно произнес:
– Джинкуе?
Шустов с Кристиной переглянулись. Кристина замахала рукой и ответила, что они не из Польши, а из России. Кореец выслушал и тут же довольный закивал.