Лица его, пламенники пасти его
Шрифт:
Майк кивнул. Его большие руки тряслись, а мои, когда я ставил чашки, оставались спокойными, как у хирурга.
Когда я сбросил баллоны и начал искать скамейку, он взвился.
— Не капай на эту панель! Ты что, хочешь и себя угробить, и пережечь предохранители? Они же денег стоят!
Я вытерся полотенцем, сел перед пустым экраном и блаженно потянулся. Плечо чувствовало себя как новенькое.
Эта маленькая штуковина, через которую люди переговариваются, что-то захотела сказать. Майк щелкнул переключателем и предложил ей дерзать.
— Карл
— Да, мэм.
— Дайте мне с ним поговорить.
— Говори, — сказал я.
— Ты в порядке?
— Да, спасибо. А ты что, сомневалась?
— Долгое погружение. Думаю… думаю, я закинула слишком, далеко.
— Я только рад, у меня же коэффициент три. Я же загребаю на этом пункте об опасной работе уйму денег.
— В следующий раз я буду осторожнее. — Голос Джин звучал виновато. Наверное, это — от излишнего рвения. Извини. — Фраза так и повисла незаконченной, связь прекратилась, а я остался с пригоршней специально заготовленных ответов.
Я вытащил у Майка из-за уха сигарету и прикурил от бычка, оставшегося в пепельнице.
— Карл, она вела себя очень прилично, — сообщил он мне, отвернувшись от своего пульта.
— Знаю, — сказал я ему. — А я — нет.
— Хочу сказать, она — очень милое существо. Упрямая — это точно. Но тебе-то она что сделала?
– За последнее время? — уточнил я.
Он посмотрел на меня и уткнулся взглядом в чашку.
— Я знаю, это не мое де… — начал он.
— Сахару и сливок?
***
Ни в тот день, ни ночью Ихти не вернулся. Линия Жизни передавала какой-то диксиленд, мы с Майком устроили на лужайке детский смех, а бдительная Джин повелела тем временем подать ей ужин прямо в Вагон. Потом она попросила принести туда же раскладушку. Любимый свой "Дип Уотер Блюз" я врубил по наружным динамикам, чтобы послушали все, кто на палубе, и начал ждать, когда же Джин позвонит и начнет ругаться. И не дождался — уснула уже, наверное.
Я соблазнил Майка сыграть в шахматы, чем мы и занимались до рассвета. Разговор тем самым ограничился несколькими «шахами», одним «матом» и одним "чтоб тебя!". Майк не умеет проигрывать, так что дальнейшая беседа тоже не состоялась, и меня это вполне устраивало. Я позавтракал бифштексом с жареной картошкой и завалился спать.
Десять часов спустя кто-то начал меня толкать; я приподнялся на локте, однако от открывания глаз воздержался.
— В чем дело?
— Извините, что разбудил вас, — сказал один из молодых матросов, — но мисс Лухарич хочет, чтобы вы отсоединили дергунчика, чтобы можно было плыть дальше.
Я продрал один глаз, все еще решая, удивляться или нет.
— Подтяните его к борту. Там его кто хочешь отцепит.
— Он уже у борта, сэр. Но она сказала, что это — ваша работа и лучше все делать по правилам.
— Очень заботливо с ее стороны. Уверен, мой профсоюз оценит ее память.
— Э-э… а еще она просила передать вам, чтобы вы переодели трусы, причесались и побрились. Мистер Андерсон собирается снимать.
— Ладно. Идите передайте ей, что я уже иду, — и спросите, не найдется ли у нее лака для ногтей.
Подробности опущу. Все заняло три минуты, я верно сыграл свою роль, даже извинился, поскользнувшись и уткнувшись в белый тропический костюм Андерсона мокрым дергунчиком. Он улыбнулся и отряхнулся; она улыбнулась, хотя даже Лухарич комплектаколор не мог полностью скрыть темные круги под ее глазами; я тоже улыбнулся и помахал рукой всем нашим болельщикам, глядящим в телевизор. "Мисс Вселенная, вы тоже можете стать похожей на охотницу за чудовищами. Пользуйтесь кремом для лица производства "Лухарич энтерпрайзис" — всего-то и делов".
Я спустился вниз и сделал себе бутерброд с тунцом и майонезом.
***
Два похожих на айсберги дня — тусклые, белесые, полурастаявшие, зябкие, по большей части незаметные и определенно угрожающие состоянию рассудка проплыли мимо, и я был рад о них забыть. Чего-то ради вернулось ощущение вины за прошлые поступки, начали сниться неприятные, тревожные сны. Для поддержания бодрости я связался с Линией Жизни и проверил состояние своего счета.
— Собрался по магазинам? — спросил соединивший меня Майк.
— Домой собрался, — ответил я.
— Чего?
— Майк, после этого раза я завязываю. Черт с ним, с Ихти! Черт с ними, с Венерой и "Лухарич энтерпрайзис"! И черт с тобой!
Вздернутые брови.
— Чего это ты вдруг?
— Я ждал такого случая больше года, а вот теперь, оказавшись здесь, понял, что дерьмо все это собачье.
— Ты знал, на что идешь, подписывая контракт. Что бы ты ни делал, работая на продавцов крема для лица, ты продаешь крем для лица.
— Да нет, не в этом дело. Конечно же, коммерческий аспект меня раздражает, но Стадион всегда использовался для рекламы, с самого первого своего плавания.
— А чего же тогда?
— Пять или шесть причин. Главное — мне теперь все равно. Когда-то самым важным для меня было поймать эту тварюгу, а теперь — нет. Сперва это было так, мелкая блажь, но затем я вылетел на этой блажи в трубу и взалкал крови. Ну а теперь я понимаю, что эта кровь близко. И — ты будешь смеяться — мне жалко Ихти.
— И теперь он тебе не нужен?
— Я возьму его, если он достанется нам тихо и спокойно, но рисковать своей задницей, заставляя его залезть в хопкинсовский холодильник, мне не хочется.
— Я склонен думать, что это — одна из оставшихся четырех-пяти вышеупомянутых причин.
— Как то?
Он внимательно изучал потолок.
— Ладно, — промычал я. — Только не думай, что я вот так возьму и все тебе расскажу, чтобы ты мог порадоваться своей догадливости.
— Последнее время видок у нее еще тот, — ухмыльнулся Майк. — И это — не только из-за Ихти.
— Ничего хорошего из этого не выйдет. — Для убедительности я покачал головой. — Мы оба взрывоопасны по натуре. Нельзя приделывать к ракете сопла с обеих сторон, на такой технике никуда не улетишь — они просто сплющат все, что посередке.