Личная жизнь духов и привидений. Путешествие в занятный мир шарлатанов
Шрифт:
Я читаю карту от корки до корки, потом перечитываю снова. Отпиваю остывшего чая и перевожу взгляд на темнеющее небо. Я ничего не понимаю.
Карта утверждает, что в период между 25 февраля и 1 апреля «могут произойти события, способные оказать неприятное влияние на вашу карьеру и общественную жизнь». Это, впрочем, не приведет к особым проблемам, так что совершенно непонятно, зачем это надо было упоминать. Жизнь моя будет неясной и неопределенной. Где-то между 11 и 26 февраля необычная дружба сделает мою жизнь намного интереснее. Я не совсем понимаю, что это такое. Необычная? Это как между лягушкой и соседской кошкой? В карте перечислено столько размытых и общих утверждений, что я даже не знаю, как соотнести их с жизнью. Я разорюсь… ох нет, подождите, мне неожиданно снова привалит денег. Самый проницательный совет — попытаться обрести контроль над собственной судьбой. Еще бы. Я закрываю натальную карту и ощущаю, как непосильная тяжесть вдруг скатывается с моих плеч. И я понимаю, что я снова в ответе за свою собственную жизнь.
Оставлю же последнее слово величайшему из живущих ныне астрологов, Джонатану Кейнеру.
— Знаете, почему я такой успешный астролог? — спрашивает он.
— Нет, не знаю, — отвечаю я.
— Я ненавижу, когда мне предсказывают судьбу, — говорит он. — Я терпеть не могу предсказывать будущее. Это оскорбление для умного человека. И странно, наверное, слышать это от прославленного предсказателя.
Да уж, но это еще не конец.
— Я отдаю себе отчет, что этот потенциальный дар Вселенной может использоваться во вред человечеству, — говорит он.
Замечу, он сам это сказал.
20. Бомбардировочная авиация ударяется в суеверия
Представьте, что за окном сентябрь 1940 года и в небе над южным побережьем Британии разворачивается яростное сражение — отчаянная попытка защитить страну от военно-воздушных сил гитлеровской Германии. Битва за Британию в своей самой последней, неистовой стадии. Уже позже будет сказано, что в эти месяцы английские военно-воздушные силы были как никогда близки к полному поражению. Нынче же всех занимают иные мысли. Утро на редкость ясное, и трава покрыта каплями росы, а девятнадцатилетний Джеффри Уэллум, самый юный пилот ВВС Великобритании, ожидает на запасном аэродроме Биггин Хилл — на первой линии фронта. Кругом разбитые истребители «спитфайр» и «харрикейн», ангары едва не рушатся, а воронки от разорвавшихся бомб усеивают взлетную полосу. Куда ни глянь, взгляду открываются сцены полного разрушения, но каким-то образом база продолжает функционировать, и пилоты вроде Джеффри могут подниматься в воздух.
Джеффри на ногах с половины пятого утра и вот уже два часа ждет вылета. Тут раздается телефонный звонок. Через четыре минуты двенадцать «спитфайров» его эскадрильи вылетают на восток, чтобы дать бой ста пятидесяти вражеским самолетам. Мгновения спустя Джеффри уже в самом разгаре воздушного сражения с немецкими «Мессершмитт-109», которые сопровождают бомбардировщики «дорнье» и «хейнкель».
Вокруг сплошной хаос. Самолеты разлетаются в разных направлениях, кругом пальба, грязные полосы прочерчивают воздух, когда истребители сбивают, небо усеивают купола парашютов. Почти невозможно не подбить по ошибке своих же товарищей. Джеффри открывает огонь, разворачивается влево, закладывает вираж, вновь открывает огонь и вновь разворачивается. В состоянии полнейшей паники, он почти не целится.
«Ничего не понимаю. По радиостанции кричат: „Сто девятые вверху, слева!“ Смотрю вверх и вижу, как истребители заходят на разворот, готовые ринуться в бой. Боже, неужели это никогда не кончится?» — вспоминает Джеффри Уэллум в своих ярких и откровенных мемуарах «Рассвет».
У него не было времени понять, что он делает, и тут вдруг приказы и советы заполнили его кабину. «Желтый-2, ублюдок висит у тебя на хвосте! Он близко, очень близко. Уходи, Желтый-2, уходи!»
«Мессершмитт-109» висит у него на хвосте, и Джеффри отчаянно пытается его стряхнуть. «С самого начала я барахтался, как рыба, выброшенная на песок, — слишком боялся делать что-то еще».
Джеффри оправил «спитфайр» в крутой вираж и из-за перегрузки потерял сознание.
«И вот я смотрю на „мессершмитт“ и понимаю значение слова „страшно“ — настоящее „страшно“, которое, должно быть, довелось испытать лишь немногим людям».
Джеффри все же возвращается на аэродром. Кто знает, кому из его товарищей удастся сделать то же самое? Джеффри не располагает точными сведениями, но ему не нужна статистика, чтобы понять: больше половины военных летчиков погибло в бою. Он был свидетелем огромных ежедневных потерь. Тем утром он хотел посмотреть, проснулся ли его друг Джон, «но, конечно же, его кровать была пуста; он погиб вчера, когда они с Биллом Уильямсом вышли на бой против „дорнье“». Смертей было столько, что в голове не умещалось.
Тот же страх и ту же боль испытывали немецкие пилоты, итальянцы, сражавшиеся в Северной Африке, французы, поляки и американцы. Эти чувства универсальны, их испытывали не только английские летчики.
Кто же решал судьбу этих людей? Наземные экипажи, проверявшие, готовы ли самолеты подняться в воздух? Или стратеги ВВС, постоянно перемещавшие эскадрильи, чтобы сохранять их боеспособность? Или же таланты летчиков? Может, дело в том, что британские летчики сражались над родной землей, а немцам приходилось совершать долгие перелеты перед битвой? Или что-то еще, не поддающееся контролю, определяло, выживет ли конкретный человек или умрет? Сама судьба? Как бы там ни было, чудо уже в том, что пилоты не сошли с ума, испытав столько стресса, увидев столько смертей и повстречав так много неопределенности.
— Было сложно, — рассказывает Джеффри по телефону из своего дома во Фалмуте. — Но мы должны были выполнить свой долг. Мы чувствовали каждую деталь наших самолетов, сроднились с ними. У нас не было другого выбора, — резюмирует он.
Джеффри почти девяносто лет, но, судя по голосу, он по-прежнему в трезвом уме, а события, произошедшие шестьдесят лет назад, все еще свежи в его памяти.
— Нас охватывал страх, когда немцы открывали огонь и мы пытались стряхнуть их с хвоста. Иногда казалось, что у нас глаза на затылке. Я палил куда попало, надеясь, что смогу их остановить, — рассказывает летчик. — Но наши самолеты всегда подбивал какой-нибудь немец-невидимка. Если бы я его видел, я смог бы уйти от него, — говорит Джеффри.
Я не сомневаюсь в выдающихся способностях ветерана. Тот факт, что он пережил войну, говорит сам за себя. Но ему помогало еще кое-что — его талисман Иа-Иа.
— Я держал его в своей сумке и никогда не вылетал без него, — продолжает Джеффри. — Когда я проходил подготовку, моя девушка прислала его мне, пообещав, что он принесет мне удачу. Меня три раза сбивали, но всякий раз я выживал.
Многие пилоты бомбардировщиков носили с собой талисманы, которые ограждали их от смерти или по крайней мере от страха смерти. Джеффри верит, что именно благодаря Иа-Иа удача никогда его не покидала.
Вроде бы мелочь, но она помогала ему и другим пилотам выживать в напряженных схватках не на жизнь, а на смерть. И не просто каждый день, а семь или восемь раз на дню.
— Талисманы — очень личная вещь. Мы не любили о них говорить, — сообщает ветеран.
Были и другие средства справиться с напряжением.
— Мы никогда не показывали, что волнуемся или паникуем. Надо было держать себя в руках. Мы подавляли все мысли о тех, кто не вернулся, кто пропал, о ком ничего не было известно. Просто не думали об этом. Ведь стоило только начать, можно было дойти до такого состояния, когда остается только застрелиться.