Личное оружие
Шрифт:
Мареничев вдруг представил, что остров - это огромный ресторан, принадлежащий лично ему. Бригадиру и Андрею он отвел должность вышибал, Доновану - бармена, а Липинскому и Самотокину - метрдотелей. К тому же среди камней у самого берега он обнаружил выброшенный волнами кейс погибшего модельера Быкова, набитый пластиковыми флаконами с коньяком. В боковом кармане кейса лежала слегка подмоченная пачка серо-зеленых банкнот. Этот своеобразный стартовый капитал он вынес на берег и тщательно спрятал в расщелине скалы. Теперь он с удовлетворением покрикивал на Липинского, и повышал голос даже
Отлив обнажил пестрые, обвитые водорослями, остроконечный, как клыки, гребни рифов, о которых раскололся фюзеляж самолета. В одной из расщелин, в каком - нибудь метре виднелись под водой завернутые наружу искореженные края распоротой обшивки и решетка багажного отсека. Они ныряли по очереди, вытаскивая все, что попадется под руку: сумки, чемоданы, коробки. В одной из коробок Бригадир узнал прибор, который он с помощью Спежовым вынес с завода. Он было уже совсем забыл о нем, и умилился, как старому знакомому. Когда вещи переносили на берег, коробку с имитатором он отложил в сторону, решив, что судьба окончательно вверила ему этот прибор, и отныне он принадлежит только ему.
Самотокин и Донован разыскали их, когда начинался прилив. Мареничев показал рукой на темнеющую среди волн вершину рифа и приказным тоном сказал:
– Господа, вперед. Последний заход. Вода прибывает... Берите все, что можно.
Удалось сделать только один рейс. Балансируя между скользкими камнями и помогая друг другу, Самотокин и Донован принесли ещё два чемодана. Липинский лежал без сил у груды вещей. Рядом с ним сидел Бригадир. Мареничев распаковывал очередной чемодан.
– Воды. Полцарства за глоток, - хрипло проговорил Липинский.
– В жизни так не хотел пить. Даже с похмелья.
– Полцарства оставьте себе, пригодится. Вода вон там. В канистре, Самотокин показал рукой на камень, рядом с которым он оставил канистру.
– Этой канистры на всех не хватит. Возьми два пластиковых пакета, деловым тоном сказал Мареничев, - вон те с жеребцами, они покрепче, и сходи за водой... Один нам, один женщинам. Потом решим, что делать.
– Я могу с тобой, - предложил Донован.
– Тогда пошли, - Самотокин поднялся.
Они поднялись на седловину и оглянулись: прилив уже поглотил вершины рифов и затопил прибрежные камни. Мареничев с Бригадиром деловито перебирали вещи.
К ручью спускались медленно, внимательно осматривая кусты и траву. Однако ничего больше обнаружить не удалось. Самотокин пытался разглядеть заваленный проход на террасе, снизу, из долины его совершенно не было видно. Не такие уж неумелые эти взрывы, подумал он. Скорее всего, пальнули дважды из гранатомета, вон из-за того валуна. Вход оставили, не завалили, он нужен им, и в то же время он замаскирован с боков, а снизу его не видно из-за выступа галереи. Нет, здесь действовали опытные ребята, решил Самотокин.
Они набрали воды в пакеты, вышло литров шесть, ещё раз напились из ручья и вернулись на берег. Мареничев с Бригадиром закончили сортировку вещей, и разложили у скал на просушку. Продукты сложили в сумку. Впрочем, ассортимент был небольшим, кое-что из обычных наборов практичных "челноков": несколько банок мясных консервов, две банки кофе и
Их встретили стоя, поднялся даже Андрей.
– Ну что? Как?
– кинулась к Мареничеву Нинико.
– Никого. Мы доходили до самых рифов. Ни единой души, - Мареничев вздохнул.
– Я...я не могу поверить, - Нинико опустила голову, плечи её вздрагивали от беззвучных рыданий.
– Несчастье, что тут поделаешь. Попейте воды... А потом помянем их, и никогда не забудем. И этот день никогда не забудем, будь он неладен, и этот остров... Нам и самим ещё предстоит выжить. Хорошо, вода есть.
Андрей взял стакан, наполнил его из пластикового мешка водой и поднес Нинико.
– Выпей, Нинико. Ты хотела пить. Выпей и успокойся.
Мареничев опустил на камни сумку с продуктами и достал водку и пластиковые стаканы.
– Нас осталось девять человек. Стаканов-три. Помянем по очереди. И почтим их память минутой молчания.
Перебазировались на новое место почти до темна. Пещера оказалась вместительной, как ангар, в неё легко вошла бы пара грузовиков с прицепами. По её углам растекался сырой океанский воздух, густой, теплый и неподвижный, как в бане. Заброшенные на пустынный остров люди забыли о недавней вражде и неприязни, и были теперь полны признательности судьбе и друг другу. Пока мужчины переносили вещи и заготовляли дрова для костра, женщины принесли с берега водоросли, нарезали травы и застелили дальний край пещеры. Сверху набросали извлеченную из чемоданов и успевшую проветриться на берегу одежду.
Затрещал костер, разожженный Самотокиным и Донованом, и по стенам пещеры заплясали неясные тени.
Слева, на женской половине предводительствовала Эльза. Пережитый страх остался, там, на берегу, остров ей показался каким-то романтическим чудом, как и их спасение, и уже стал для неё частью путешествия. Было жаль Германа Михайловича и подруг, но ведь они были пьяны, и, скорее всего, так ничего и не поняли.
Для порядка Эльза велела увивающемуся около неё Липинскому отгородить ещё не просохшими чемоданами их женский уголок, и, отправив его за хвойными ветками, присела рядом с безучастно молчавшей Нинико.
– Приляг, - она обхватила Нинико за плечи.
– Уснешь и все забудешь.
Нинико послушно устроилась на боку, Эльза накрыла её чьим-то халатом и пересела ближе ко входу, где у костра возились Бригадир и Зинаида Васильевна. Огонь освещал каменистый свод, дым уходил вверх, в щели, на стенах плясали таинственные тени , из котла доносилось бульканье, остро пахло мясными консервами.
Самотокин и Донован, несмотря на сгущавшиеся сумерки, отправились осматривать остров.
Андрей работал наравне со всеми и с облегчением чувствовал, что поясницу отпустило: как ни странно, варварское лечение Бригадира оказалось успешным. Вдвоем с Мареничевым они перетаскивали к новому жилищу собранные в роще сучья.