Личное оружие
Шрифт:
– В бюджете нет денег, так?
– Ну допустим, - согласился Липинский.
– Приватизировали заводы-гиганты, а денег все нет, почему?
– продолжал спрашивать Мареничев.
– На то есть объективные причины, - туманно пояснил Липинский.
– Растащили, вот почему. Потому что не то приватизировали, дорогой мой. Ты думаешь заводы двигатель экономики? Черта с два. Женское тело, вот что. Оно требует новых моделей, мехов, одежды, жилищ, ресторанов, косметики, макияжа, золота, бриллиантов. Именно оно рождает спрос, и, в свою очередь повышает спрос и на само себя, на женщину. Функция превращается в аргумент. Ну, это тебе ещё более-менее понятно. Слушай дальше. Второй показатель - скорость оборота. Ты получил сегодня
– Ну и что? Я отдам, - недовольно пробормотал Липинский.
– Так вот женское тело дает самый высокий оборот денег. Через два часа они уже были у меня в кармане и с прибылью. Одного я не учел: люди - не ангелы. Стоило мне сегодня пустить деньги в оборот, даже на необитаемом острове, и человека нет. Погиб.
– Как это?
– Потом расскажу. Когда долг отдашь.
– А где же твоя идея?
– спросил Липинский.
– Идея такая. Можно сказать, социально - сексуальная. Или наоборот, сексуально - социальная, не имеет значения. Главное в ней - экспроприация у мафии проститучьего бизнеса, и подчинение его государственным интересам. Но для этого надо сначала разрешить его полностью, без всяких ограничений. Открыть новые бордели...
– Их и так полно.
– Это подпольные, а надо - легальные, и побольше. Пару на каждую улицу, в центре - плотнее. Тысяч этак с десяток на Москву. Баб красивых у нас множество, не одну армию можно сформировать. Во всех остальных городах, естественно, запретить. Потом дать им стать на ноги, окрепнуть, расцвести, а потом взять и национализировать. Сделать государственными. И объявить монополию на проституцию. Как на водку. Только назвать их надо будет как-то по новому: сексоран или сексерий, например. Чтоб звучало не по-нашему. Деньги потекут рекой. Это будет экономическое чудо. На них можно будет содержать и толковый государственный аппарат, и боевую армию, и науку нашу несчастную. Можно финансировать строительство. Создать скоростные железные дороги и надежные самолеты, а не такие, на котором мы грохнулись, черт бы его побрал... Если вы, политики и экономисты, ни хрена не можете, надо же как-то спасать страну. Как ты до этого не додумался, удивляюсь: ведь так просто.
– Хочешь заменить экономистов проститутками?
– обиделся Липинский.
– Зачем же, пусть будут и те, и другие. Одни - пускать деньги на ветер, вторые - концентрировать финансы. Ни Европа, ни международный валютный фонд нам не помогут, нас могут спасти только бабы. Ну как идея? закончил Мареничев.
– Валера, это аморально, - безучастно проговорил Липинский.
– Воевать аморально, стрелять. Все остальное - бизнес. Так вы, экономисты, учите.
– А я тебе говорю, аморально, - повысил голос Липинский.
Похоже он совсем сдвинулся от любви и воспринимает мои слова всерьез, подумал Мареничев.
– Ты о нашей экономике или проституции?
– прикинулся он.
– И давно ты придумал эту околесицу?
– все ещё обиженно продолжал Липинский.
– Сегодня, когда ко мне вернулись пятьсот баксов, которые ты у меня занял. Я понял, что именно проституция есть зеркало нашей экономики. А все-таки есть в этой идее рациональное зерно, согласись. Да не злись ты. А то кредит больше не получишь, - миролюбиво заключил Мареничев.
– Эх, жить бы всегда на острове. Тишина. Ни суеты, ни телевизора, ни твоих коллег политиков с экономистами. Чистый мир под высоким небом, среди голубого океана.
Утром Мареничев устроил совещание. Присутствовали только мужчины, дамы отправились чистить рыбу.
– Господа, давайте договоримся. Больше никакой самодеятельности. Спокойно ждем спасателей, и выживаем. Вода есть, рыба есть, даже ловить не надо. В скалах полно яиц. Оставьте в покое ту пещеру. Чего вы там забыли? Что за любопытство? А если явятся хозяева? Или внутри тоже заминировано?
– В том - то все и дело, - задумчиво сказал Донован.
–
– Тем более с нами женщины, - поддержал его Самотокин.
– Пещеру надо обследовать, но очень осторожно. Тогда мы будем знать, что от них ожидать. Если она пустая...
– Зачем тогда её надо было минировать?
– подключился Андрей.
– Вот именно. Пещеру надо осмотреть, - твердо закончил Самотокин.
– Первым пойдет доброволец. Или по жребию, - сказал Донован.
– Нет уж, - поднялся Андрей.
– Первым пойду я. Я воевал и кое - что смыслю.
– Точно, - решительно заявил Мареничев.
– Или он, или никто. Вы кто такие? Один переводчик, другой, - он взглянул на Донована, - вообще хрен знает кто. Иностранец. А здесь, между прочим, российский гарнизон. Я вообще в этом деле не смыслю. Как и Липинский. Повторяю: пойдет Андрей, или никто. Проголосуем?
Двое проголосовали против - Самотокин и Донован.
– Три - за, двое - против. Абсолютное большинство. Все. Решено. Хватит базарить. Тебе решать, Андрей, - Мареничев поднялся с камня.
– Я согласен, - Андрей тоже поднялся и сжал в кармане "черный талисман".
– Мне нужна хорошая палка с просмоленной тряпкой. Факел, там темно.
Мареничев повернулся к Липинскому:
– Вася, в ящике топор. Я прошу, давай в лес, там на опушке поваленная сосна, вся в смоле. Сделай. А мы пока посмотрим ту проклятую пещеру.
Один за другим они поднялись на террасу и остановились перед осыпавшейся грудой камней.
– Может быть все-таки запалить костер на входе?
– предложил Мареничев.
– Зачем?
– Андрей пожал плечами.
– На входе уже рвануло, и все, что можно сдетонировало.
– Он прав, - Донован показал рукой на начинающуюся у входа и уходящую внутрь воронку.
– Кроме того, им не было смысла закладывать ещё одну мину в глубине. Если это склад, взрыв разнесет все их запасы и может обвалить свод. Тогда до них не доберутся и хозяева.
Появился Липинский с импровизированным факелом в руке.
Андрей поджег зажигалкой просмоленную тряпку, она затрещала от огня и обволоклась черным дымом.
– На всякий случай лучше не стойте против входа, - сказал Андрей и шагнул к щели.
– Ни пуха, - пожелал Самотокин.
– К черту, - Андрей осмотрел воронку и держа перед собой коптящий факел исчез в пещере. Воронка была неглубокой, обычная противопехотная мина, решил Андрей.
Узкий вход постепенно расширился и превратился в каменный коридор, с низким - в полметра над головой - сводом. Факел нещадно чадил, едва освещая узкое пространство. От застойного влажного воздуха взмокла рубашка. Андрей насчитал 14 шагов, пока коридор начал расширяться. Одновременно начался пологий спуск и поворот направо. Он оглянулся назад, светлое пятно входа исчезло. Теперь, даже если напорюсь на мину, осколки не долетят до входа, мелькнуло у него. Он отсчитал ещё 10 шагов, коридор кончился, свет факела теперь не достигал ни стен, ни потолка, казалось, они исчезли. Он осторожно приблизился к правой стене, ощупью начал продвигаться вдоль неё и через несколько шагов наткнулся на препятствие. Ощупал рукой - брезент, под ним была твердая, ровная поверхность. Верхний край её возвышался метра на полтора от пола. Ящики, догадался Андрей и присел на корточки. Брезент не доходил до пола, в слабом, колеблющемся свете факела был виден его край и дощатая сторона нижнего ящика. Он провел рукой вдоль края, пытаясь определить размеры, и выпрямился: надо было уходить, факел догорал. Андрей повернулся и, опираясь о стену левой рукой, через несколько минут выбрался из пещеры. В лицо ударил солнечный свет и сладостный свежий воздух.