Личное задание
Шрифт:
Курганск терпел присутствие человеческой живности со стоической покорностью зверя, свыкшегося с раздражающим, но неизбежным присутствием паразитов на своем теле. Всех разом все равно не прихлопнуть. Зато случайных жертв набиралось за день предостаточно.
Для них сколачивались тяжеловесные гробы, плелись уродливые венки, варилось смердящее варево из пластмассовой крошки, которое затем превращалось в псевдомраморные плиты с двумя главными датами в биографии усопших. Промежутки между рождением и смертью у всех проходили по-разному.
Возможно, Ксюхе повезло, что ей не суждено было очутиться на одном из стандартных оцинкованных столов, где ее, голую, уложили бы среди прочих безжизненных тел, чтобы потерзать напоследок.
В этих полуподвальных чистилищах безраздельно властвовали нетрезвые типы в грязных халатах и резиновых перчатках по локоть. Под марлевыми повязками – ухмылки, в руках – скальпели и всякие прочие хирургические штуковины, от одного вида которых нормального человека берет оторопь. Таким ничего не стоит извлечь твой мозг из черепа, нарезать ломтиками и всласть любоваться на него в микроскоп. Такие в два счета вскроют твое тело Т-образным разрезом: сначала от соска к соску, потом – от груди до самого паха.
За вредность потрошителям полагалось молоко, хотя они предпочитали совсем иные напитки, без которых им трудно было выглядеть обычными людьми. С пьяных же какой спрос? Никакого.
Душным летним вечером в одном из курганских моргов судмедэкспертизы двое паталогоанатомов с ленцой трудились над бледногубой мужской головой, которую следовало соединить с уже опознанным телом. Это был некий Пафнутьев – судя по бирочке, привязанной к большому пальцу левой ноги. Медикам было плевать, кем был этот человек и за что его убили. Зато труп их немного развлек.
– Прикинь, – сказал один патологически хмельной анатом другому, – являешься ты к Якубовичу на «Поле чудес», достаешь сверточек и вручаешь в дар тамошнему музею. Он: «Интересно-интересно, что там у вас за сюрприз?» – «А вы разверните и посмотрите»... Бряк! Готов Якубович. Все слова с буковками позабыл...
– Пых-пых-пых!
Смешливый коллега затрясся от хохота, отчего кривая игла в его руке прихватила кожу на скуле головы как попало, внахлест.
– Кончай смешить, – попросил он. – Видишь, шов из-за тебя испортил.
– Да кому он нужен, жмур этот, вместе со своим швом? Им теперь и родная мать любоваться не станет... Давай-ка лучше по пятьдесят.
Патологоанатомы оставили многострадального Пафнутьева в покое и занялись более приятным занятием. Губы на забытой ими голове жалко кривились, ибо поврежденные лицевые мышцы были не в состоянии придать ему строгую посмертную маску. С очень похожим выражением Пафнутьев не так давно взирал на и.о. губернатора Курганской области Александра Сергеевича Руднева, но тот, конечно, об этом даже не вспоминал. Его голова сидела на плечах крепко, прихваченная для надежности галстуком за сто пятьдесят долларов. И была она, эта голова, занята мыслями не о чьей-то смерти, а о своей собственной жизни.
Женский бюст совершенно не волновал Руднева. Ноги как таковые его тоже интересовали не очень. Ирочку или Милочку, совсем свеженькую сотрудницу планово-экономической службы аппарата гособладминистрации, он обозревал сугубо от голого пупа и до расставленных коленок. Увиденное его устроило целиком и полностью. Не прошло и пяти минут, как он сделал приглашающий жест: прошу. Это означало, что она допущена под письменный стол Руднева, куда избранницы проникали на четвереньках. Все в коротеньких белых блузочках и туфлях на высоком каблуке. Руднев был мужчиной обстоятельным и не любил отклонений от раз и навсегда заведенного порядка.
Пока сотрудница разминалась, Руднев не спеша закурил, выпустил перед собой струйку дыма и приготовился пригубить коньяк из бокала, напоминавшего вазочку для мороженого. Когда зазвенел телефон, он с раздражением подумал, что надо было начинать с выпивки, а не с курева. Его покой нарушила трубка того самого мобильника, который он не отключал даже ночью.
– Слушаю! – Руднев постарался придать своему голосу максимум деловитости.
– Вечер добрый, Шурик, – развязно отозвалась трубка голосом президентского полпреда. – Не помешал?
– Напротив, очень рад вас слышать, – отрапортовал Руднев и, поморщившись, влил в себя коньяк. Сразу весь, до капли. Он терпеть не мог уменьшительное имечко, которым его наградил высокий покровитель. Шурик! Прямо какой-то мальчик на побегушках. Персонаж «Операции «Ы». Они оба знали цену такому обращению. И все равно полпред продолжал звать Александра Сергеевича Шуриком, а тот откликался на кличку исправно и незамедлительно. Вот и сейчас, едва успев отдышаться, Руднев изобразил искреннюю благодарность: – Спасибо, что не забываете.
– Никто тебя и не думал забывать, Шурик. Даже не надейся на это, – хохотнули в Москве. – Чем занимаешься? Бумагу небось мараешь?
Ирочка-Милочка под столом утвердительно закивала головой, хотя ее никто ни о чем не спрашивал.
– Приходится, – мужественно признался Руднев сквозь стиснутые зубы. Он вцепился в подлокотники кресла, словно боялся, что вот-вот будет оттуда катапультирован. – О-ох!
– Ты что кряхтишь? Не напрягайся так. Все это напрасные хлопоты. Суета сует.
– Почему же... суета?... Должность, уф, обязывает... – Рудневская рука раздраженно вцепилась в жесткие кудряшки неугомонной сотрудницы, веля остановиться. Ладонь толкнула ее в лоб: убирайся с глаз долой.
Все это было проделано за тот короткий промежуток времени, пока телефонная трубка заливалась барственным хохотком. Ирочка-Милочка уже уносила из кабинета свои понуро обвисшие ягодицы, когда отсмеявшийся полпред посоветовал:
– Наплюй на должность, Шурик. Она сегодня есть, а завтра ее нету. Понимаешь, о чем я?
– Как это – нету? – тупо спросил Руднев, тяжело дыша ртом, как во время оргазма, которого не успел испытать. Ноздри перестали справляться с перекачиванием кислорода. Его вдруг потребовалось значительно больше, чем минуту назад.