Личный досмотр. Последний бизнес

Адамов Аркадий Григорьевич

Хорошо еще, что везет ему. Пьяный старик, которому он помог добраться до дому, приютил его. Теперь каждый день Баракин накачивает его водкой до одурения.

Вторая удача — этот Жорка. Щенок усатый!

Пусть только примет все барахло и уплатит, а потом распутывается, как знает. Он, Баракин, к тому времени будет далеко. Эх, и шум пойдет по городу!

Попомнишь меня, крестный!

И с Седым тоже удача, на пару дело провернуть будет легче и вернее. Правда, тут, кажется, не все благополучно. Чутье подсказывало: шатается Седой.

Ну да там видно будет. На крайний случай одним трупом больше. Баракин крови не боится. «Оставь его…» Ну нет, пусть таким вот одиноким волком, как он, тоже покрутится по городу.

От последней мысли засосало где-то под ложечкой. Стало вдруг горько и обидно, и, как всегда, эти чувства перешли у него в злобу на всех и на все, на весь белый свет! Эх, выпить бы! Баракин так скрипнул зубами, что заныли челюсти. Нельзя сейчас пить.

Слишком серьезное дело ждет его сегодня ночью.

В это время в просветах между домами замелькало море ослепительные синие вставки в белозеленой уличной ленте. Баракин увидел вдруг далекий дымок парохода там, где море смыкалось с небом, в необъятном пустом просторе, пронизанном солнцем и ветром. Там, далеко, плыли куда-то люди…

И опять что-то защемило в груди.

Но вот и конечная остановка. Баракин спрыгнул с подножки на песок рядом с белым павильоном трамвайной станции и по привычке незаметно огляделся. Все спокойно, никто не обращает на него внимания.

Так, а теперь вот в ту закусочную.

Баракин вошел в полупустое помещение. За столиками сидели люди. В углу развалился на стуле Уксус, пьет пиво, нервно курит. Он увидел Баракина, и с худого его лица разом слетела пренебрежительная, нагловатая усмешка, теперь оно встревоженно, в круглых глазах заискивающий испуг.

— Чего уставился? — холодно спросил Баракин, подсаживаясь к столику. — Гляди веселее.

Уксус не очень уверенно проворчал:

— Веселого мало. Ради веселья ты бы меня не звал.

— Это точно. С тобой только панихиду справлять. Баранку все крутишь?

— Кручу, а что?

— Сегодня ночью машина твоя мне нужна.

— Кто же мне ночью ее даст?

— Это твоя забота. Но чтоб была. Пять сотен за такое беспокойство.

Уксус трусливо огляделся и, собрав остатки решимости, лихорадочно прошептал:

— Слушай, я не берусь, ей-богу… Никогда на дело не ходил и не пойду. Ты меня не впутывай. Я перед уголовной чист как кристалл. Лучше так: ты меня не знаешь, я тебя не знаю.

Баракин презрительно усмехнулся.

— Что верно, то верно: ты меня еще не знаешь. Или хлебалу бы свою заткнул. Тебе, зануде, деньги с неба падают.

— А на кой мне золотой поднос, если я в него кровью харкать буду? — заикаясь от волнения, ответил Уксус.

— Поговори еще! — грозно прикрикнул на него Баракин. Ты у меня и без подноса захаркаешь! Запоминай адрес!

Уксус в замешательстве поскреб грязными ногтями затылок, вся его долговязая фигура в мятой, засаленной ковбойке выражала отчаяние.

— Но ведь не дадут машину!..

— Ты мне от фонаря не лепи! Я ваши шоферские номера знаю. На сторожа или там дежурного сотню накину, и все!

Примирившись, наконец, с неизбежным, Уксус покорно спросил:

— Ну и куда ее подавать?

— Вот это уже деловой разговор, — удовлетворенно кивнул головой Баракин. — Гляди сюда.

Он достал клочок бумаги.

Первое, что сделал Уксус, когда остался один, это заказал себе еще пива, круто посыпал его солью и, вытащив из кармана наполовину пустую четвертинку, незаметно влил ее содержимое в кружку. Затем, откинув голову, стал крупными глотками, не отрываясь, поглощать жгучую, соленую жидкость. На длинной жилистой шее судорожно задергался огромный кадык.

Крякнув, Уксус вытер рукавом мокрые губы. Почувствовав прилив новых сил, он принялся, наконец, соображать, что же ему делать в сложившихся обстоятельствах.

Обстоятельства эти были не из приятных. Уксусу, попросту говоря, было страшно. Страшно снова встречаться один на один с Резаным, страшно выпрашивать на всю ночь машину, страшно одному ждать где-то в переулке Резаного и потом гнать машину с награбленным добром по пустынным ночным улицам.

И это еще не все. От Резаного так просто не отделаешься. По всему видать, ему нужен подручный.

А значит, он не так-то скоро отцепится от Уксуса и чем дальше, тем больше будет прибирать его к рукам. А тогда рано или поздно, но гореть Уксусу свечой. Это уже верняк!

Что же делать?

Резаному надо кого-то подкинуть вместо себя. Но кого? Это должен быть человек верный, лихой блатняга, чтобы вдруг не сдрейфил, не стукнул в уголовку, чтобы любил «деньгу», не боялся крови и знал бы воровской закон.

И как-то само собой в памяти всплыл Петух.

Правда, насчет воровского закона он, кажется, не очень в курсе, но зато свой до гроба и ничего не боится ни на этом, ни на том свете.

Уксус был человеком дела. Раз задумано — все!

Да и времени оставалось в обрез, часа три, потом надо спешить в гараж. Там еще предстоит морока.

Он расплатился и с усилием поднялся из-за столика. Ого, выпил он немало! Голова еще ничего, а вот ноги…

В трамвае, пока добирался до центра, Уксус умудрился даже вздремнуть. Это придало ему бодрости.

Когда пришлось делать пересадку, он довольно резво соскочил с подножки, перебежал улицу и ухватился за поручни переполненного вагона, шедшего на другой конец города.

В просторном и знакомом дворе на улице Славы Уксус привык появляться лишь в сумерки. Поэтому сейчас, в ярком солнечном свете, этот двор показался ему чужим, неуютным и даже опасным. Людей до черта, все заняты, все спешат и подозрительно посматривают на праздного, пошатывающегося парня в мятой ковбойке. И, как нарочно, ни одного знакомого!