Личный мотив
Шрифт:
Ты кивнула.
— Ляг на диван. Принесу тебе одеяло.
Ты запротестовала, но я подвел тебя к дивану и помог лечь. Ты носила моего сына, и я был намерен заботиться о вас обоих.
Перед первым походом на УЗИ ты очень волновалась.
— А что, если там что-то не так?
— Почему там должно быть что-то не так? — спросил я.
Я взял на работе отгул и сам повез тебя в больницу.
— Он уже умеет сжимать пальчики. Правда, удивительно? — сказала ты, прочтя об этом в одной из многочисленных книжек про младенцев. Ты теперь постоянно думала о своей
— Удивительно, — ответил я, хотя все это уже слышал от тебя раньше.
Твоя беременность протекала не так, как я этого ожидал. Ты была одержима желанием продолжать работать в том же режиме, что и раньше, и, хотя не отказывалась от того, чтобы я приносил тебе чай или массировал ноги, не выглядела такой уж благодарной мне за это. Ты больше внимания уделяла еще не родившемуся ребенку — ребенку, который пока что даже не догадывался, что о нем уже говорят, — чем собственному мужу, находившемуся у тебя перед глазами. Я представил себе, как ты склоняешься над новорожденным, совершенно не обращая внимания на мою роль в его рождении, и перед глазами внезапно возникло воспоминание, как ты часами играла с крохотным котенком.
Когда оператор УЗИ намазывала тебе живот гелем, ты крепко сжала мою руку и не отпускала ее, пока не раздался приглушенный звук сердцебиения и ты не увидела на экране маленькую мерцающую точку.
— Это головка, — сказала узистка, — а сейчас вы можете различить его ручки… Смотрите, он вам машет!
Ты счастливо рассмеялась.
— Он? — с надеждой в голосе спросил я.
Женщина подняла на меня глаза.
— Пока что это только образное выражение. Пол мы еще долго будем не в состоянии определить. Но ребенок выглядит здоровеньким, и размеры соответствуют срокам. — Она распечатала снимок с монитора и вручила его нам. — Мои поздравления!
Прием у акушерки был через час, и, дожидаясь его, мы сидели в приемной в окружении других пар. У противоположной стены расположилась женщина с гротескно большим животом, из-за которого она была вынуждена сидеть, широко раздвинув ноги. Я все время отводил глаза в сторону и испытал облегчение, когда ее вызвали в кабинет.
Акушерка взяла у тебя голубую папку, проверила все записи, уточнила твои данные и выдала распечатки с рекомендациями по диете и уходу за здоровьем в период беременности.
— Она уже и так эксперт в этом, — сказал я. — Она прочла столько книг, что просто не существует чего-то, что она еще не знает.
Акушерка оценивающе взглянула на меня.
— А что насчет вас, мистер Петерсен? Вы тоже уже эксперт?
— Мне это не требуется, — сказал я, встретившись с ней глазами и выдержав ее взгляд. — Не я же ношу этого ребенка.
Она ничего мне не ответила.
— Я только проверю ваше давление, Дженна. Закатите рукав и положите руку на стол.
Ты на миг заколебалась, и я не сразу понял почему. Стиснув зубы, я откинулся на спинку стула, наблюдая за этой процедурой с напускным безразличием.
Синяк на твоей руке был покрыт зеленеющими
Акушерка снова ничего не сказала, и я немного расслабился. Она измерила твое давление, которое оказалось немного повышенным, и записала результаты в карточку. Потом она повернулась ко мне.
— Выйдите, пожалуйста, на минутку в приемную, мне нужно поговорить с Дженной с глазу на глаз.
— В этом нет необходимости, — ответил я. — У нас нет секретов друг от друга.
— Такова стандартная практика, — заявила акушерка.
Я впился в нее взглядом, но она не отвела глаз, и я встал.
— Хорошо.
Я подчеркнуто неторопливо вышел из комнаты и остановился возле кофейного автомата, откуда была хорошо видна дверь кабинета акушерки.
Я оглянулся на другие пары под другими кабинетами: сидящих в одиночестве мужчин там не было — ни с кем больше так не обошлись. Широким шагом я подошел к кабинету и без стука распахнул дверь. У тебя было что-то в руке, и ты быстро сунула это в записи о течении беременности. Это была небольшая прямоугольная карточка: бледно-голубая, с каким-то логотипом посредине сверху.
— Нужно переставить машину, Дженнифер, — сказал я. — Там разрешается парковаться только на час.
— Хорошо. Простите.
Последнее было адресовано акушерке, которая тебе улыбнулась, а меня проигнорировала полностью. Нагнувшись, она успокаивающим жестом положила ладонь на твою руку.
— Номер нашего телефона есть на первой странице карточки, так что, если что-то будет вас беспокоить, что угодно, — звоните.
Домой мы ехали в молчании. Распечатка картинки с УЗИ лежала у тебя на коленях, и я видел, как время от времени ты прикладывала ладонь к животу, как будто пыталась сопоставить свои ощущения с тем, что видела перед собой.
— О чем акушерка хотела поговорить с тобой? — спросил я, когда мы оказались дома.
— Просто вопросы по моей медицинской карточке, — ответила ты, но слишком быстро, слишком отрепетированно.
Я знал, что ты лжешь. В тот же день, но позже, когда ты уже легла спать, я пролистал твои записи в поисках бледно-голубой карточки, но так ее и не обнаружил.
Я следил за тем, как ты менялась по мере того, как рос твой живот. Я думал, что необходимость во мне будет у тебя увеличиваться, но все было наоборот: ты стала более самодостаточной, более жизнерадостной. С появлением этого ребенка я терял тебя и не знал, как мне вернуть тебя обратно.
То лето выдалось жарким, и тебе, похоже, очень нравилось ходить по дому в скатанной под животом юбке и коротенькой футболке. Твой пупок очень выпирал, и я не мог смотреть на него. Было непонятно, чего ты так светишься счастьем, разгуливая в подобном виде и даже просто идя открывать дверь.
Ты перестала работать, хотя и не должна была этого делать еще несколько недель, и я отказался от услуг горничной. Какой смысл платить кому-то за уборку, когда ты целыми днями слоняешься по дому, ничего не делая?