Личный враг князя Данилова
Шрифт:
Старик буквально преобразился. Стойка на упругих ногах, уверенная твердость движений, решительный взгляд чуть прищуренных глаз. Данилов видел это неоднократно, в эскадроне служило немало пожилых унтер-офицеров. И никогда он не переставал удивляться, видя, как мгновенно скидывает года взятое в руки оружие. Талисман вечной мужской молодости.
Стремительно двигаясь по узкой дорожке между грядок, сымитировав отражение нескольких атак справа и слева, бывший подпрапорщик приблизился к забору и точным размашистым ударом смахнул половину торчащей части огурца. Глаза сияли, легко наклонившись, дед поднял срезанную верхушку огурца.
— Вот так-то!
Повертев немного в пальцах, донельзя довольный старик отправил ее в рот. Каранелли, взвесив все за и против, осторожно предложил:
— А можно я попробую?
— Ты? — дед не скрывал удивления. — Ну попробуй, попробуй! Только забор мне не разнеси!
С легкой усмешкой, спрятанной в густых усах, старик протянул шашку рукоятью вперед.
— Воткни ему, Коля, другой огурец.
Данилов удивился: оказывается, хозяин запомнил их имена, хотя казалось, что тогда он обратил внимание только на слово «князь».
— Не надо! — Каранелли уже вертел шашку кистью, оценивая ее вес и покладистость.
Дед посмотрел на торчащий над забором кусок огурца высотой с вершок и ничего не сказал. Но зато довольно отчетливо хмыкнул.
— Отличная шашка, — воскликнул Луи, поднимая клинок на уровень глаз и прицеливаясь в направлении огурца. Он решил исполнить трюк, которому когда-то научился у японцев.
Бросок, неуловимо быстрый, был выполнен просто красиво. Француз не только обозначил отражение атак с обеих сторон, но и, развернувшись спиной к забору, отмахнулся от нападения сзади. Заканчивая оборот вокруг своей оси, точно нанес удар стелящейся над кромкой штакетника шашкой. На секунду показалось, что клинок застрял, и вздрагивающая кисть француза с трудом протаскивает его через огурец.
— Да иди ты!
Старик не сдержал восклицания. Потрясенно покачивая головой, он смотрел на упавшие в траву три тоненьких пластика огурца.
— Отличная шашка, — повторил Луи, возвращая оружие оторопевшему хозяину.
Каранелли угадал. Для старого драгуна человек, виртуозно владеющий холодным оружием, больше чем брат. Если брат, конечно, не так же хорошо обращается с шашкой. Хозяин и гости вернулись в дом, где за столом пошла уже совсем другая беседа — профессионалов, понимающих толк в своем деле. В основном Данилов слушал, предоставив инициативу Каранелли. Пару раз мелькнула мысль, что надо бы помочь французу. Что он понимает в жизни России? Но Луи отлично справлялся, в очередной раз удивляя своими способностями.
Самогон уже не казался жидкостью для немедленного умерщвления. Скорее всего, благодаря тому, что по примеру хозяина гости сначала выдыхали, потом опрокидывали стакан в рот и, прежде чем вдохнуть, закусывали тем, что попадалось под руку. Данилов, опьяневший настолько, что не мог связанно составить фразу, ограничивался репликой «да» и акцентированным кивком, во время которого голова едва не врезалась в стол. С огромным трудом в затуманенный мозг он вкладывал то, о чем оживленно говорили хозяин и Луи, который казался практически трезвым. В конце концов, он прямо так и уснул за столом, опустив голову на руки. Николай не почувствовал, как его перенесли на хозяйскую кровать, сняли сапоги и ремни. Он спал. Ему снился родной Московский драгунский полк, которым командовал дед Василий; танковый партизанский отряд Дениса Давыдова; родовое имение, ярко-ярко расцвеченное электрическими лампочками; Смоленск, весь черный от копоти, сожженный артиллерией Наполеона, и самолеты с крестами на плоскостях, кружащие над крепостью.
IV
Под утро Данилов, лежащий на кровати поверх одеяла, замерз и проснулся. Сначала ему показалось, что он ранен в голову — настолько сильна была боль, заполнившая все пространство ото лба до затылка. По рту как будто прошлись конским скребком, а затем тряпкой удалили все остатки слюны. Немного подташнивало, по телу расползлась неимоверная слабость, мешающая даже шевельнуть рукой.
— Пить!
Звук застревал в сухом горле. Николаю чудилось, что он в госпитале, и стоит только крикнуть погромче, как сейчас же кто-нибудь подойдет. Но в комнате тихо.
Данилов сполз с кровати и выбрался из-за занавески. Ведро с водой, в которой плавал ковшик, стояло на табуретке в углу, и подполковник понял, что чувствует путник, когда находит в пустыне оазис. Выпив ковш залпом, Николай вышел из дома с ведром. Ступени прогнулись под ногами, из-под крыльца вылезла разбуженная собачонка и молча уставилась сочувствующим взглядом. Несколько ковшей воды, вылитой на шею, не помогли. Голова продолжала болеть, как будто по ней проехала колонна танков.
Серые утренние сумерки начали таять, обнажая деревню, скрытую темным пледом ночи. Где-то далеко, на другом берегу речушки, неуверенно прокукарекал петух. Данилов потерянно ходил по двору, пытаясь понять, куда же пропали Каранелли и хозяин. Наконец, догадался зайти на сеновал.
Напиток, который дед Василий добыл из погреба, оказал поистине магическое действие. Прохладный огуречный рассол изготавливался знатоком. Все лучшее, что смогли отдать огурцы, укроп, чеснок, горький перец, хрен и смородиновый лист, превратили его в настоящую живую воду. Как по мановению волшебной палочки снялась головная боль, разбитое тело обрело привычную упругость, исчезла песчаная пустыня во рту. Но съесть хотя бы малюсенький кусочек было свыше всяких сил.
— Вы, солдатики, городские, аль деревенские будете? — неожиданно спросил хозяин, когда мир начал приобретать обычные цвета.
— Городские, — быстро ответил Каранелли, сам не зная почему.
— Понятно, все, значит, больше на транвае ездите. С лошадью не справитесь.
— Почему же, — улыбнулся француз, — с шашкой справились и с лошадью справимся. А где их взять, дед Василий?
— Ясное дело где — на колхозной конюшне.
— Понятно, что на конюшне, а кто нам даст-то их?
— Я и дам. Окромя меня ноне ни одного мужика в колхозе не осталось — всех мобилизовали. Только бабы да дети. Так что я и за председателя, и за конюха. Айда за мной.
Вместе с гостями дед вышел на улицу и твердыми шагами направился к длинному сараю в конце деревни. По дороге он изредка останавливался у заборов, перебрасывался несколькими словами с копающимися в огородах женщинами и шел дальше.
— А кто такой председатель? — тихонько спросил Данилов У Луи.
— Точно не знаю, но что-то вроде местного предводителя дворянства.
Посмотрев, как уверенно седлают лошадей его гости, дед Василий сказал:
— Забирайте-ка вы, ребятки, их себе. Нам все равно со всеми не справиться. Напишите мне расписку, что рек… — старик запнулся, но со второй попытки выговорил, — реквизированы лошади для нужд армии.