Личный враг князя Данилова
Шрифт:
Сначала он увидел сапоги с заправленными в них брюками мышиного цвета. Потом услышал гогот. Гортанный. Чужеземный. И, наконец, расслышал обрывки немецких фраз. Лемешев понимал, что смеются над ним, смеются фашисты. Страшное слово — плен — мелькнуло в голове, но не вызвало ужаса. Таких, как он, в живых не оставляют. Смерть будет мучительной, но это лучше, чем позор.
Долго, бесконечно долго поднимался майор: сначала на четвереньки, потом медленно выпрямляясь. Его качнуло, но ноги устояли. Тело болело, в голове свинцовая тяжесть. Напротив, широко расставив ноги, поигрывая стеком, стоял гауптман.
Его ударили несколько раз по спине прикладом, прежде чем ослабла хватка. Но к моменту, когда Олега оттащили от офицера, тот уже потерял сознание. Двое солдат держали Лемешева, заломив ему руки за спину. А он смеялся, глядя, как теперь лили воду в лицо гауптману. Странно, но до сих пор его не убили. Даже и не избивали, просто держали. Майор не мог знать, что сегодня утром во всех немецких подразделениях зачитали приказ, строжайшим образом предписывающий доставлять всех пленных советских офицеров в штаб командующего корпусом. И что за весь день он был единственным офицером, попавшим в плен.
Через час, когда сумерки уже во всю хозяйничали, пришедший в себя гауптман решил доставить майора в Красный. Он не мог ослушаться приказа, но форму его выполнения решил избрать иезуитскую. Олега привязали за руки к танку. Немец уселся на броню, и машина медленно двинулась. Еще один танк шел впереди, а замыкали колонну два мотоцикла, едущие позади.
Чуть не задушенный Олегом офицер решил прогнать его бегом все пятнадцать километров. На четвертом Лемешев вымотался окончательно и, уже не поспевая, упал. Танк снизил скорость, но продолжал двигаться, волоча пленника по пыльной дороге. Метров через двести майор понял, что если не подняться, то до Красного доедут только руки. Изловчившись, он вскочил на ноги и вновь побежал за танком. Теперь к многочисленным синякам на теле добавились еще и ссадины на боку, плечах и локтях.
В это время из кустов за мучениями майора внимательно наблюдали Каранелли и Данилов, изготовившиеся к броску через дорогу. Грохот танков помешал, и они решили пропустить колонну. Данилов сразу узнал Лемешева, подсвеченного фарой мотоцикла.
— А может, отобьем майора? Я ему про себя все рассказал — и про штаб Кутузова, и про наше родовое имение.
— Да? И что он сказал в ответ?
— Он? Да ничего особенного. Только перепутал нашу усадьбу с усадьбой графа Истомина.
— Вот даже как? Хотелось бы послушать продолжение вашего разговора.
Николай и Луи быстро пролезли через лес к широкой поляне — тому месту, где оставили лошадей, думая, что насовсем. Они рысью скакали по темному лесу туда, где просека пересекала тракт и уходила в еловый лес.
— Договоримся так, подполковник, — Луи говорил мягко, но оставлял мало шансов на возражение, — твой тот, что
Данилов и не возражал, молча кивнув. Только подумал, что сейчас он вылезет под страшное оружие немецких мотоциклистов, вверяя жизнь тому, кого так мечтал убить. И с легкой усмешкой, невидимой в сгустившихся сумерках, отметил, что не сомневается в напарнике.
Длинная, тянущаяся по дороге тень Лемешева заползала на танк, заканчиваясь у ног фашистского офицера. Пот заливал глаза, легкие со свистом засасывали воздух, а ноги уже с огромным трудом несли усталое избитое тело. В гуле моторов он не расслышал сухой щелчок нагана, только вскинув вновь голову, увидел, как обвисший кулем немец валится с брони. Сквозь треск мотоциклов прорвался звук автоматной очереди из ППШ. Потом вторая очередь, теперь уже из шмайссера. Резкая вспышка, видимо пуля попала в бензобак. Из темноты возник всадник, который точным сноровистым ударом шашки отсек веревку в нескольких сантиметрах от кистей. Потом, наклонившись и приговаривая: «Давай, майор, давай!», затащил Лемешева на лошадь, положив перед собой животом вниз.
Глава шестая
БЕЖЕЛИ
I
— Как вы себя чувствуете, господин майор?
После безумной скачки по просеке Данилов остановился на крошечной полянке. Танки уже не стреляли. Впрочем, и стрельбы-то особой не было. Несколько раз, для острастки, неизвестно куда. Танкисты так и не увидели, что произошло, а единственный оставшийся в живых мотоциклист надолго потерял возможность говорить после того, как взорвался бензобак мотоцикла.
Майор, еще там, на дороге, среди треска мотоциклов и рева танкового мотора узнал того, кто увел его у немцев. По голосу. Но никак не мог в это поверить, думая, что ошибся. Теперь же слова прозвучали в тишине, и сомнений быть не могло.
— Не знаю, князь! Думаю, что лучше, чем четверть часа назад.
— Почему вы так решили? — Каранелли тоже спешился.
— Потому, что хуже быть не могло.
— Вот как? А если мы вас сейчас прямо здесь расстреляем? Поверьте, господин майор, у меня есть такое желание.
— Ну, во-первых, это лучше, чем немецкий плен. Во-вторых, сдается мне, господа…
Он с трудом произнес это слово — «господа».
— …что не расстреливаете вы связанных и безоружных. А в третьих, у меня создалось впечатление, что вы умные люди. А глупее, чем расстрелять меня, сейчас ничего сделать нельзя.
— Это почему же? — Данилова заявление Лемешева явно привело в замешательство.
— А зачем было вытаскивать из лап немцев, рискуя головой? Но даже не это самое главное, — Лемешев сделал паузу.
— А что же самое главное, позвольте поинтересоваться?
— А то, что ни в этом лесу, ни на сто километров, ни на тысячу вокруг, подполковник Данилов, больше не найдется человека, способного понять, что вы действительно служили при штабе Кутузова.
На поляне воцарилась тишина. Только негромко стрекотали в траве насекомые. Лемешев ждал, что ему ответят. Кисти связанных рук горели неимоверно, и жутко хотелось попросить снять веревки. Но следующий диалог даже заставил забыть о боли.