Лицо любви
Шрифт:
Когда-то, на заре их отношений, приезжать в эту студию было для нее праздником. Оливер ждал ее целыми днями, каждую минуту был готов отложить кисть и окружить драгоценную гостью вниманием. Портретов он не писал, но в первые месяцы романа с Кристиной все твердил ей, что, создавая обожаемые им натюрморты, дышит одной ею, вносит любовь к ней в каждый мельчайший мазок, в любое изображение.
Перед глазами пронеслась вереница светлых воспоминаний. Сердце заныло, в голове замелькали гнетущие мысли.
Куда же все делось? Глубина чувств, единение, страсть? Впрочем, единения, наверное, никогда и не было. Даже в самом начале Оливер все время как будто чего-то недоговаривал, что-то скрывал… Почему я раньше никогда об этом не задумывалась?
Да, нам действительно лучше расстаться. Подведу под прошлым черту и двинусь дальше. Навстречу другому счастью — может, действительно с Фредериком Хейвордом…
Подумав о бывшем однокласснике, Кристина зашагала увереннее. Побеседую с Оливером и сразу позвоню Фредерику, решила она, вдруг возгораясь желанием скорее оставить старую затянувшуюся историю в прошлом.
Первое, что ее поразило и насторожило, — это опущенные жалюзи на окнах студии. Оливер закрывал их, только когда уходил, днем же любил свет и страшно раздражался, если Кристина в очень солнечные дни опускала жалюзи даже наполовину.
Гадая, с чем связана такая перемена, она вошла в подъезд и приблизилась к двери. До нее донеслись звуки громкой музыки — песня Боба Дилана. Кристина совершенно растерялась: Оливер терпеть не мог рок-музыки и никогда не держал в студии ни компьютера, ни магнитофона, ни даже радио.
Может, он вообще переехал? — подумала Кристина. Или продал студию, бросил живопись? Куда же тогда уходит каждое утро? О какой такой серьезной работе толкует? Что вообще происходит, черт возьми?
Гоня прочь страшные мысли, она подняла руку, собравшись надавить на кнопку звонка, но вдруг передумала, достала из сумочки связку ключей и взглянула на замочную скважину. Замок был тот же, что во времена, когда ей еще были здесь рады.
Врожденное чувство порядочности, страх, что внутри могут оказаться посторонние люди, подняли бурю протеста в ее душе, но Кристина все же вставила ключ в замок, уверенным движением повернула его и толкнула дверь.
Боб Дилан буквально надрывался. Музыка лилась из дальней комнаты, в которой Оливер обычно отдыхал от работы. На минуту задержавшись у порога, Кристина сделала неуверенный шаг вперед… и остановилась, пораженная внезапным воплем:
— У меня скоро лопнет терпение! Но я не оставлю тебя, а сама пойду к твоей треклятой подружке! Слышишь?
Кричала женщина. Властно и развязно, кому-то угрожая.
Оливера здесь действительно больше нет, с ужасом подумала Кристина. Я ворвалась в квартиру к незнакомым людям. Надо скорее исчезнуть отсюда, пока они не увидели меня и не вызвали полицию.
Она уже сделала шаг назад, когда музыка вдруг заиграла тише и послышался кашель и голос… Оливера!
— Дай мне еще пару недель. Только пару недель, и я все улажу.
— Уладишь? — требовательно переспросила женщина. — Что ты собираешься улаживать? Просто возьми и скажи ей: так, мол, и так, я встретил другую любовь. Да будь покатегоричнее, не мямли, не виляй! Для чего тебе две недели?
— Не так все просто, Изабелла, — раздраженно проговорил Оливер. — И потом…
— Какие могут быть «потом»?! — прокричала женщина. Что-то стукнуло — очевидно, злобно поставленный на стол бокал. Оливер опять кашлянул и ничего не ответил. — Я устала повторять тебе одно и то же! — с яростью, от которой волосы вставали дыбом, воскликнула Изабелла. — И даю последний срок. Если через две недели ты все еще будешь с ней, пеняй на себя!
Кристина обмерла от ужаса. Значит, это ее называли «треклятой подружкой», с ней Оливер был обязан как можно скорее порвать! Следовало тотчас уйти отсюда, забыть это место, постараться не думать о невольно подслушанном разговоре, научиться не вспоминать об Оливере…
Она же, будто ведомая невидимой громадной рукой, пошла вперед, быстро пересекла мастерскую и толкнула наполовину раскрытую дверь в дальнюю комнату.
Картина, что представилась ее взору, потрясала. На тахте, стоявшей у огромного, занавешенного жалюзи окна, лежала, уперев в подушку локоть и положив на ладонь подбородок, пышногрудая обнаженная женщина. Яркие черты ее смуглого лица мгновенно бросались в глаза, но взгляд был отталкивающе злой, а брови нахмурены, отчего вся ее внешняя прелесть казалась вульгарной, даже омерзительной. Ноги, бесстыдно их расставив, она держала на коленях у сидевшего с краю Оливера. У него был потерянный вид, и он, как ни странно, курил сигару. Кристина всегда считала, что его от табака тошнит…
Позднее, воспроизводя в памяти эту страшную минуту, она удивлялась, что так четко все запомнила, что вообще нашла в себе силы смотреть на парочку негодяев, не умчалась прочь, едва удостоверившись, что в комнате в самом деле человек, которому она по сей день хранила верность.
— Малыш… — Слово будто застряло у Оливера в горле. Его карие глаза сделались огромными и едва не выскочили из орбит. Несколько мгновений он смотрел на Кристину в полном ошеломлении, потом энергично покрутил головой, словно подумал, что перед ним привидение.
Изабелла первая пришла в себя. Обведя Кристину с ног до головы долгим взглядом, она издевательски улыбнулась.
— Это и есть та самая Кристина? Наконец-то! Давным-давно мечтаю с тобой познакомиться.
Оливер резко к ней повернулся, в отчаянии вскинул руки, вскочил с тахты, сбросив с коленей ноги любовницы, вспомнил, что на нем ничего нет, схватил простыню и со стыдливо-виноватым лицом прикрылся.
— Малышка! — выдохнул он. — Я все объясню…
— Я не нуждаюсь в объяснениях, — поразительно спокойно ответила Кристина.