Лицо под шерстью (Врата Анубиса - 1)
Шрифт:
Мальчик угрюмо размышлял, потом пробормотал:
– Я согласен.
– Ну, тогда пошли.
Они вошли в дом, прошли переднюю и оказались в комнате без двери. Хотя каменные стены сохраняли прохладу, юноша, лежащий на узкой кровати, был весь мокрый от пота, и его курчавые черные волосы прилипли ко лбу. Как и докладывал Николо, его хозяин беспокойно метался, и хотя его глаза были закрыты, он хмурился и что-то невнятно бормотал.
– Сейчас ты должен нас оставить, - сказал доктор мальчику.
Николо пошел к двери, но остановился, недоверчиво разглядывая диковинную коллекцию предметов - ланцет и чашу, цветные жидкости
– Еще одно, прежде чем я уйду, - сказал он.
– Многие из тех людей, которых вы лечили от этой лихорадки, умерли. В понедельник англичанин Джордж Ватсон проскользнул сквозь ваши пальцы. Падроне, - он указал на человека на кровати, - говорит что от вашего лечения больше вреда, чем пользы. И поэтому я должен вам сказать - если он тоже станет одной из многих ваших неудач, вы последуете за ним в смерть в тот же день. Вам понятно?
Доктор не знал, смеяться ему или сердиться.
– Оставь нас, Николо.
– Будь осторожен, доктор Романелли, - сказал Николо, повернулся и вышел из комнаты.
Доктор погрузил чашку в миску с водой, которая стояла на столе, и взял несколько щепоток растертых в пыль растений из мешочка на поясе, высыпал в чашку и размешал пальцем. Затем он просунул руку под плечи юноши, поднял его в полусидячее положение и поднес чашку к его губам.
– Пейте, милорд, - мягко сказал он, наклоняя чашку. Больной рефлекторно выпил содержимое и нахмурился, когда доктор Романелли убрал пустую чашку, потом закашлялся и затряс головой, отфыркиваясь, - видимо, питье ему не понравилось.
– Да, оно горькое, не так ли, милорд? Я выпил чашку такого зелья восемь лет назад и все еще помню этот вкус.
Доктор встал, быстро подошел к столу - он торопился, так как теперь время сочтено, - высек искры для маленького трута на блюде, раздул пламя, поднес особую свечу и держал в пламени до тех пор, пока фитиль не оделся короной свечения, потом он установил свечу в подсвечник и стал сосредоточенно на нее смотреть.
Пламя не устремлялось, сужаясь, вверх, как у обычной свечи, а светилось равномерно во всех направлениях, как если бы это была сфера, подобная маленькому желтому солнцу, и иероглифы на свече нервно подергивались, как скаковые лошади перед забегом.
Теперь пора, если только его ка в Лондоне правильно сделает свою часть.
– Ромени?
– сказал он в пламя свечи.
– Я готов. Чан с веществом подогрет до нужной температуры, - ответил едва слышный голос.
– Хорошо. Надеюсь, что так. Для него все подготовлено?
– Да. Просьба об аудиенции была принята и утверждена на этой неделе.
– Хорошо. Поддерживай связь на этом канале. Романелли взял металлический контур, который был прикреплен к куску тяжелого дерева, маленькие металлические палочки и ударил. Зазвучала долгая чистая нота - и через мгновение из пламени пришел ответ.
Ответная нота была выше, поэтому он переместил деревянную бусину на дюйм выше и опять тихонько коснулся металлической палочкой контура. Теперь звуки были похожи, и шар пламени, казалось, исчез, хотя он засветился опять, когда звук растаял в воздухе.
– Я верю, у нас получится, - сказал он напряженно.
– Еще раз.
Две ноты - одна в Лондоне, другая в Греции, прозвучали опять, теперь почти в унисон; пламя стало тусклым, отливая взбаламученной мутной серостью, и
– Так держать!
– взволнованно сказал Романелли.
– Я могу отчетливо видеть. Ударь опять, когда я скажу тебе, и я его перешлю.
Он взял ланцет и блюдо и повернулся к лежащему на кровати - тот был без сознания. Романелли поднял обмякшую руку, сделал надрез на пальце и поймал быстрые капли крови на блюдо. Когда он получил пару ложек крови, он выпустил руку и обернулся к свече.
– Сейчас!
– сказал он и ударил по контуру палочкой. И еще раз был получен ответ, и когда пламя свечи опять стало дырой, он опустил палочку, обмакнул свои пальцы в блюдо с кровью и, взмахнув руками, отправил брызги крови через дыру.
– Прибыл?
– спросил он, и его пальцы приготовились к следующей попытке.
– Да, - ответил голос с другой стороны, пока нота не отзвучала и не вспыхнуло яркое пламя, - четыре капли, прямо в чан.
– Превосходно. Я позволю ему умереть, как только услышу, что у вас все получилось.
Романелли наклонился и задул свечу.
Он сел и стал задумчиво смотреть на спящего. Найти этого молодого человека - действительно удача. Он именно то, что нужно для их целей: пэр Британского королевства и - возможно, из-за своей хромоты - застенчивый и замкнутый, почти не имеющий друзей. И во время учебы в Харроу он очень кстати опубликовал сатиру, которая вызвала раздражение некоторых влиятельных лиц, в том числе и его благодетеля лорда Карлисла. Теперь все охотно поверят, что он и в самом деле мог пойти на такое преступление, которое его заставят совершить Романелли вместе со своим британским ка.
– Доктор Ромени и я - мы выдвинем тебя из неизвестности, - сказал Романелли тихо.
– Мы сделам твое имя знаменитым, лорд Байрон.
***
Клоун Хорребин и доктор Ромени пристально смотрели на ванну размером с гроб с тускло клубящимся магическим раствором, в котором темнели, затвердевая, капли крови где-то на среднем уровне и где сейчас начала разрастаться система прекрасных красных тканей, связываясь друг с другом.
– Через двенадцать часов это уже будет узнаваемый человек, - тихо сказал Ромени, он стоял так спокойно, что даже совсем не подпрыгивал на пружинных подошвах, - а через двадцать четыре часа он уже сможет говорить с нами.
Хорребин переступил на ходулях.
– Подлинный британский лорд, - сказал он задумчиво.
– Крысиный Замок уже удостаивали посещением выдающиеся личности, но молодой лорд Байрон здесь будет первый, - даже под слоем грима Ромени заметил усмешку, - пэр королевства.
Доктор Ромени улыбнулся:
– Я ввел вас в высшие сферы. Несколько мгновений длилось молчание.
– Ты уверен, что мы и впрямь должны осуществить этот бессонный проект, то есть не спать вообще завтра ночью?
– жалобно захныкал клоун.
– Я всегда сплю по десять часов в гамаке, или у меня будут ужасные боли в спине, а с тех пор как мой проклятый папаша, - он указал на высушенную голову Теобальдо в нише окна над ними, молча наблюдавшую за всем происходящим, - сбросил меня на землю, боли стали вдвое сильнее.