Лицо в зеркале
Шрифт:
Сидя у стола, с банкой коки в руке, он размышлял над элементами головоломки.
Маленькая банка, с двадцатью двумя дохлыми божьими коровками. Hippodamia convergens, из семейства Coccinellidae.
Другая банка, побольше, в которую он вернул десять дохлых улиток. Малоприятное зрелище.
Банка, возможно из-под маленьких огурчиков, с девятью обрезками крайней плоти, плавающими в формальдегиде. Десятую уничтожили в лаборатории в процессе анализа.
Сдвинутые шторы заглушали дробь дождя, барабанящего в окна, угрожающий вой ветра.
Божьи коровки, улитки, обрезки крайней плоти…
По какой-то причине взгляд Этана сместился на телефонный аппарат, хотя тот и не зазвонил. Индикаторная лампа не мигала ни на линии 24, ни на остальных 23 линиях.
Он вскрыл банку колы, глотнул газировки.
Божьи коровки, улитки, обрезки крайней плоти…
«Ооодилии-ооодилии-оо».
Может быть, мистер Трумэн поскользнулся, упал и ударился головой, может быть, лежит без сознания и не слышит звонков. Может, его унесло в ту землю, что лежит за зеркалом. Может, он просто забыл изменить компьютерную программу, и звонки по линии Фрика не раздаются в его квартире.
Звонивший не сдавался. После двадцати одного повторения этой глупой, радующей ребенка мелодии Фрик понял: если он не снимет трубку, ему придется слушать ее до утра.
Дрожь собственного голоса его, конечно, не порадовала, но он ответил в привычной манере: «Блевотное кафе „У Винни“, где подают мороженое, которое вы жрете, а потом высираете».
— Привет, Эльфрик, — поздоровался Таинственный абонент.
— Я никак не могу понять, то ли вы извращенец, то ли друг, как и говорили. Я склоняюсь к тому, что вы — извращенец.
— Ты склоняешься не в ту сторону. Оглянись в поисках истины, Эльфрик.
— И на что мне оглядываться?
— На то, что находится рядом с тобой в библиотеке.
— Я на кухне.
— Теперь-то ты уже должен понять, что лгать мне бесполезно.
— Моим глубоким и тайным убежищем станет одна из больших духовок. Я заползу туда и захлопну крышку.
— Тогда лучше обмажься маслом, потому что Молох включит газ.
— Молох уже побывал здесь.
— То был не Молох. Я.
После такого откровения Фрик едва не бросил трубку на рычаг.
— Я заглянул к тебе, чтобы ты, Эльфрик, понял, что тебе действительно грозит опасность, а время действительно на исходе. Будь я Молохом, из тебя уже сделали бы гренок.
— Вы вышли из зеркала? — на мгновение любопытство и изумление пересилили страх.
— И ушел в зеркало.
— Как вы можете выходить из зеркала?
— Чтобы найти ответ, оглядись, сынок. Фрик оглядел библиотеку.
— И что ты видишь? — полюбопытствовал Таинственный абонент.
— Книги.
— Да? Накухне у тебя много книг?
— Я в библиотеке.
— Ага, правда. Есть надежда, что ты избежишь хотя бы какой-то беды. А что ты видишь, кроме книг?
— Письменный стол. Кресла, диван.
— Оглядывайся, оглядывайся.
— Рождественскую ель.
— Уже теплее.
— Теплее? — переспросил Фрик.
— И что позвякивает и поблескивает?
— Не понял?
— И состоит из шести букв.
— Ангелы, — Фрик смотрел на множество ангелов с горнами и арфами, облепившими дерево.
— Я путешествую посредством зеркал, тумана, дыма, прохожу через двери из воды, поднимаюсь по лестницам теней, мчусь по дорогам лунного света, мои транспортные средства — надежда, вера, желание. Автомобиль мне больше не нужен.
Фрик сжал трубку так сильно, что заболела рука, словно надеялся услышать от мужчины из зеркала что-то еще, не менее обнадеживающее.
Но Таинственный абонент ответил молчанием на молчание.
Фрик и раньше понял, что судьба столкнула его с чем-то потусторонним, но вот про такое точно не думал.
Наконец, вновь с дрожью в голосе, поменялась только ее причина, он спросил:
— Вы говорите мне, что вы — ангел?
— А ты веришь, что я могу им быть?
— Мой… ангел-хранитель?
Мужчина из зеркала ушел от прямого ответа.
— Вера в этом деле очень важна, Эльфрик. Во многом мир такой, каким мы его сознаем, и наше будущее формируется нами.
— Мой отец говорит, что наше будущее определяется звездами, а наша судьба задается в момент нашего рождения.
— Многое в твоем старике достойно восхищения, Эльфрик, но от его суждений о будущем и судьбе на милю несет говном.
— Bay, так ангелы могут говорить «говно»?
— Я только что сказал. Но я в этом новичок, поэтому могу совершать ошибки.
— У вас все еще тренировочные крылья?
— Можно сказать, и так. Я не хочу видеть, как тебе причиняют боль, Эльфрик. Но я один не могу гарантировать твою безопасность. Ты должен помочь спасти себя от Молоха, когда он придет.
Божьи коровки, улитки, обрезки крайней плоти… На столе Этана среди прочего стояла и банка из-под пирожных в форме кошечки, которую заполняли двести семьдесят фишек — три раза по девяносто с буквами О, W и Е.
Owe. Woe. Wee woo. Ewe woo. Около «кошечки» лежала книга в переплете «Лапы для размышлений», написанная Доналдом Гейнсуортом, который готовил собак-поводырей для слепых и прикованных к инвалидным коляскам.
Божьи коровки, улитки, банка из-под пирожных с Фишками, книга…
За книгой следовало разрезанное и сшитое яблоко, которое открывалось, чтобы явить свету глаз куклы. ГЛАЗ В ЯБЛОКЕ? НАБЛЮДАЮЩИЙ ЧЕРВЬ? ЧЕРВЬ ПЕРВОРОДНОГО ГРЕХА? ЕСТЬ ЛИ У СЛОВ ДРУГОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, КРОМЕ КАК ЗАПУТЫВАТЬ?»
У Этана заболела голова. Он подумал, что должен этому только радоваться. Дважды умереть и отделаться всего лишь головной болью.
Оставив шесть подарков Райнерда на столе, он прошел в ванную. Достал из аптечного шкафчика пузырек с таблетками аспирина, вытряхнул парочку на ладонь.