Лицо во мраке
Шрифт:
— Ухожу.
Он отложил газету и отодвинул ее от себя. Стрелка часов над камином показывала двадцать минут восьмого.
— Что с тобой, Дора? Ты ничего не ела за обедом.
— Я чувствую себя плохо, — сказала она, покачав головой, и снова обернулась к огню. — В котором часу ты вернешься?
— Не знаю. Около полуночи, вероятно.
— Ты идешь к Стэнфорду?
— Я уже видел сегодня Стэнфорда, он мне больше не нужен.
Последовало долгое молчание.
— Он принес сюда деньги? — спросила она, не глядя на него.
— Нет, — сказал Мартин Элтон.
Она слишком хорошо знала
— Он принес что-то в чемоданчике. Это были деньги?
Теперь Мартин сказал правду:
— Да, он принес около трех миллионов франков. Дело хорошее и безопасное. Клейн легко избавится от них и получится отличная прибыль.
Она едва заметно пожала плечами:
— Это будет твой конец, Мартин! Если тебе пришла охота рисковать, то я тут ни при чем. Мне все надоело.
— Тут нет никакого риска, — сказал Мартин, снова взяв газету. — Итальянец — гений, а для меня это лишь случайное дело, — он говорил извиняющимся тоном. — Я не собираюсь сделать распространение фальшивых денег своим постоянным занятием.
— Где они? Я хочу знать!
Ее голос против обыкновения звучал властно. Целый день она нервничала, и Мартин постарался успокоить ее.
— В матраце моей кровати, — сказал он. — Но пусть это не беспокоит тебя, Дора! Завтра я велю взять их.
Он вышел из комнаты и тотчас вернулся уже в пальто и перчатках.
— Ты не выйдешь из дому? — спросил он.
— Не знаю, может быть, — ответила она, не оглядываясь.
Она услышала звук запираемой входной двери и снова погрузилась в свои безрадостные мысли. Она боялась Мартина, боялась не из-за себя, а из-за человека, которого любила. Мартин стал для нее невыносимой обузой. Он все время следил за ней и подозревал ее. В последние дни она начала ненавидеть его с такой силой, что сама боялась своего чувства. Это он толкал ее на преступления, это он заставлял ее знакомиться с преступным миром. Он сделал ее подобной себе. Так думала она, забывая все, что он в действительности сделал для нее, забывая жизнь, от которой он ее спас, забывая все его внимание к ней, всю любовь и великодушие.
Только бы избавиться от Мартина!.. Она вздохнула при этой мысли, и все ее помыслы, еще неясно осознанные ею, были направлены к одному, вели к одной цели. Через некоторое время она начала спокойно и хладнокровно обдумывать план, в котором до сих пор боялась сознаться себе самой. Он убьет Лэси Маршалта! Она кивнула головой, думая об этом как о чем-то неизбежном. Он угрожал и ей, и она ненавидела его еще больше за его угрозы. Как избавиться от Мартина, как стряхнуть с себя цепи, в которые он заковал ее? Был лишь один выход. Весь день накануне и всю ночь она старалась примириться, привыкнуть к предстоявшему ей позорному поступку.
Через четверть часа после ухода Мартина она направилась в свою комнату, надела пальто и шляпу и быстро сбежала по лестнице.
Сержант, дежуривший в полицейском участке на Уайн-стрит, разговаривал со старшим сыщиком Гавоном, когда бледная молодая женщина быстро вошла в скудно меблированную комнату. Гавон знал ее и любезно поздоровался с ней:
— Добрый вечер, миссис Элтон! Вы ко мне?
Она ответила кивком головы. Ее губы пересохли, язык, казалось, не повиновался ей.
— Да, — проговорила она наконец. — Есть один человек в Италии, — ее голос звучал резко и нервно, — который подделывает французские деньги. Их уже очень много в обращении.
Сыщик кивнул головой:
— Да, это верно. Вы разве знаете кого-нибудь, имеющего такие деньги?
Она с трудом проглотила слюну.
— Этих денег много у меня в доме, — сказала она. — Их принес мой муж. Они под матрацем его кровати. В изголовье кровати есть небольшой ящик, который закрыт матрацем. Там вы их и найдете.
Гавон был поражен.
— Ваш муж? — недоверчиво воскликнул он. — Это его деньги?
Она кивнула головой.
— К чему его присудят? — Она схватила сыщика за руку. — Ему дадут за это семь лет, Гавон, да?
Гавону были знакомы случаи предательства ревнивых женщин. И все же он был возмущен. Ему и присниться не могло, что имя Доры Элтон будет занесено на Уайн-стрит в секретную книгу доносов.
— Вы уверены? Подождите здесь.
— Нет, нет, я должна идти, — задыхаясь, сказала она, — я должна идти куда-нибудь… куда-нибудь!.. Прислуга впустит вас в дом. Я разрешила…
Через минуту Дора уже бежала по улице. И несмотря на то что она торопилась, кто-то шел за ней еще быстрее и, завернув вслед за ней за угол, нагнал ее. Она услышала шаги и, обернувшись, вскрикнула:
— Мартин!
Он взглянул на нее горящими глазами, и она отпрянула, подняв руки, словно защищаясь от удара.
— Ты была на Уайн-стрит? Зачем? — шепотом спросил он.
— Я… я… мне нужно было пойти, — пробормотала она, бледная как смерть.
— Ты ходила доносить на меня?.. Ты сказала о деньгах?
Она смотрела на него, словно завороженная.
— Ты следил за мной?
Он кивнул головой.
— Я был на другой стороне улицы. Я видел, как ты вошла, и догадался. Я боялся, что ты это сделаешь, но все же не мог этому поверить. Ты можешь избавить полицию от лишних хлопот. Вернись туда и скажи, что они ничего не найдут: денег там нет. Ты напрасно старалась: меня не продержат и неделю.
— Мартин! — простонала она.
— Ты хотела избавиться от меня, — безжалостно продолжал он, — устранить все препятствия к твоему роману с Маршалтом. Ты думала, что это так легко, но ты ошибаешься, моя милая! Я сегодня же рассчитаюсь с Лэси. Сообщи и об этом твоим друзьям полицейским.
— Куда ты? — Она старалась удержать его, но он оттолкнул ее и быстро пошел по улице, оставив обезумевшую женщину, которая бросилась к ближайшей телефонной будке и стала безуспешно набирать номер Лэси Маршалта.
Глава 28. Дом смерти
Через пять минут после свидания Дика Шеннона с Одри его автомобиль остановился перед импозантным подъездом дома Лэси Маршалта. Тонгер открыл ему двери. Обычно он носил что-то вроде ливреи — короткий сюртук и полосатый жилет, теперь же он был в обыкновенном костюме и теплом пальто, и у него был такой вид, как будто он только что вернулся из путешествия.
— Маршалта нет дома, — резко сказал он.
— Вы как будто больны. Что с вами? — спросил Дик. Он вошел в дом, не ожидая приглашения, и закрыл за собой дверь. Тонгера его слова, видимо, позабавили.