Лицом на ветер
Шрифт:
— И меня заодно? И ненавидел и ненавидит до сих пор… — Она усмехнулась, дёрнув подбородком. — Так, да? И ты считаешь это правильным? Я-то в чём виновата? А?
Гален тряхнул головой растерянно, не ожидая от Рианн такого напора, устало прикрыл глаза.
— Наверное, он считал, что твой отец виноват в том, что с ней случилось, в её смерти, в её позоре…
Рианн опять усмехнулась, аж дёрнулась всем телом.
— Ага, поэтому он решил мстить мне? Я ведь его дочь, так? Поэтому он решил опозорить меня? Продал в римской крепости их центуриону? Заодно заработал денег и душу
— Я не знаю, Рианн… — Он горестно вздохнул. — Я бы так хотел, чтобы этого не было, хотел бы, чтобы всё было по-другому… Я бы хотел помочь тебе хоть как-то… Чем-нибудь…
— Не надо, Гален, не надо… — она резко перебила его доверие, его негромкий голос, его мысли, что шли от самой души.
Может быть, в любой другой момент, да и вообще — никогда! — он не заговорил бы об этом, так тяжело ему было отвечать за своего отца. Но она не дала ему возможности, не стала даже слушать. Вырвала верёвку и, обойдя Галена сбоку через мокрые кусты шиповника, потащила свою козу к посёлку. Среди деревьев уже выглядывали первые крыши домов.
Гален проводил Рианн глазами. Ему придётся всю жизнь отвечать за дела своего отца. И ещё этот римлянин! Дался он ей… Вот тоже вбила себе в голову… Зачем он тебе?
Снова пошёл дождь, забарабанил по листьям деревьев, по траве зашелестел. Надо возвращаться домой. Опять отец будет задавать вопросы, коситься или даже размахивать кулаками. Собаки-то он с собой не взял, даже на прогулку по лесу теперь не отмахнёшься, сразу поймёт, где был, у кого…
От усталости ноги подкашивались. Сегодня и так столько прошли по болотам и всё ведь через дождь. Но ему хотелось её увидеть, рассказать ей, что вернулся, не хотелось ждать до завтра. А она всё равно не замечает. Занята только этим проклятым центурионом, будь он не ладен…
Пусть это будет не он. Пожалуйста, пусть это будет совсем другой римлянин. Пусть она, наконец, успокоется… Сама же говорила, что он был плохим хозяином, поднимал руку, был жестоким, и ещё этот ребёнок… А сама? Зачем он дался тебе этот центурион? Непонятно…
* * * * *
Часть 26
Первое, что увидела Рианн, когда зашла в полумрак пустого сарая — сгорбленную человеческую фигуру в углу. Остановилась, глаза её прищурились, рассматривая то, что хотелось ей увидеть. Заметив, что кто-то вошёл, пленный неторопливо поднялся на ноги, цепь, прикованная к щиколотке, громко звякнула. Всё правильно, Крикс не мог допустить, чтобы он сбежал, поэтому и держал его на цепи, как дворового пса.
Рианн подняла руку с горящей лампой и сделала несколько шагов навстречу; если он на цепи, то он вряд ли что-то сделает ей, он не достанет до неё.
— Рианн? — он первый заговорил с ней, узнав её быстрее, чем она его. И все сомнения тут же развеялись — это он… Это был её бывший хозяин, центурион римских орлов.
— Что ты делаешь здесь? — он спросил её через паузу, после того момента, как они вдвоём узнали друг друга.
— А где мне быть? В Риме, с вашей женой? Или остаться в крепости? С кем? — Она усмехнулась, не скрывая своего состояния.
Это был он, и смятенные чувства охватили её. Целая гамма чувств, от удовлетворения от звуков цепей на нём до какой-то непонятной вдруг жалости от внешнего вида его. Она-то хорошо помнила, каким он был в лучшие его дни, в ярких начищенных доспехах, со своим алым гребнем на шлеме, подтянутый, аккуратный, опасный, в окружении других легионеров, своих подчинённых. Римский центурион. Самый настоящий. От него тогда исходила угроза, сила, власть. Он мог приказывать своим людям, мог ударить любого. Да, Рианн помнила его таким в крепости, когда лавочник Децим притащил её в крепость, тогда она не захотела отдавать ему готовую ткань за бесценок.
А сейчас? Сейчас он и самой малой частью не был похож на себя прежнего, бледная тень себя. Кто бы узнал в нём римского центуриона? Кто он здесь? Что он? Крикс переодел его в простую одежду, он мало отличался по одежде от других свенов. Только лицо выдавало его. Он — чёрный. Чёрные волосы, чёрные глаза, смуглая чужая кожа, чёрная щетина на щеках. За столько-то времени уже и не щетина даже! Как ещё она умудрилась узнать его? Или это он первым узнал её, а не она…
— Она уехала, да? — спросил негромко.
Рианн нахмурилась: столько мыслей пробежать успело в голове, что она и забыла, о чём был разговор. Он спрашивал о жене, о ком же ещё?
— Сразу же почти…
— Была, наверное, очень рада. А ты… ты почему тут? Как?
— А вы хотели бы, чтобы я осталась там? В крепости? Вы же сами говорили, одной мне не выжить. Я стану там уличной девкой. Вы бы этого хотели?
— Ты сбежала, что ли?
— Сбежала? — Рианн усмехнулась. — Нет, конечно! Я получила вашу вольную по завещанию, спасибо за неё, кстати…
— По завещанию? — он переспросил озадаченно.
— Вас признали погибшим…
— Погибшим? Уже? Так быстро? Должны были — пропавшим без вести…
— Это Дикс… Он настоял и судью уговорил, и завещание ваше вскрыли…
— Меня признали погибшим? — Он не спрашивал, он просто не мог в это поверить.
— Других — тоже, всех, кто был с вами. Дикс сказал, простых воинов нашли, а главные ваши… офицеры пропали. — Она с трудом подбирала чужие слова на своём языке. — И вы тоже… Дикс сказал, всех забрали для жертвы…
Центурион согласно кивнул, он знал об этом. Все римляне, что служили здесь, знали об этом: что мёртвым, что живым римским центурионам отрубали головы и передавали их в святилища, как дар богам, особенно, если при жизни центурионы были хорошими воинами.
Этот пока ещё жил, но до осени осталось немного… На Самайн его обязательно убьют, может быть, устроят ритуальный поединок, а может быть, и просто убьют…
Так и так его уже признали мёртвым, двумя-тремя месяцами раньше или позже он уйдёт к своим богам — какая разница? Для всех он уже умер. Жена его уехала в Рим, завещание вскрыли, та комната, в которой они жили эту зиму, отдана другим. Всё. Всё кончается когда-нибудь. Теперь Рианн здесь, и он здесь, и эта встреча состоялась. Почему? Кому из богов это было угодно? За что боги «одарили» её таким вирдом — судьбой? В чём она провинилась?