Лицом на ветер
Шрифт:
Когда пришла на двор Крикса, остановилась, поразившись количеству народа у стены сарая: дворовые рабы и рабыни, оставившие свою повседневную работу, дети, домашние и даже ближайшие соседи. Все сбились каким-то тесным кругом. Что случилось? Нахмуренная Рианн приблизилась и, когда поняла, что происходит, замерла на месте, чувствуя, как распахиваются губы в безмерном удивлении. Мужчины били римлянина…
Его выволокли из сарая и, видно, по очереди каждый подходил и бил его один на один, вымещая злость к Риму на одном этом бывшем центурионе.
Рианн пробежала глазами по лицам вокруг: женщины, подростки,
Она почувствовала, как внутри всё сжалось с непонятной ей болью, когда взгляд её упёрся в стену, в бывшего хозяина, избиваемого кем-то из соседей. Это Доран, Рианн узнала его по рыжим длинным усам; три года назад римляне убили у него старшего сына в одной из стычек у римской заставы. Тогда был голодный год, и друиды винили во всём Рим и подначивали напасть на их отряд. В той стычке был ранен отец Рианн, он еле-еле выкарабкался.
Что ни говори, а римляне — хорошие воины, даже сейчас этот отбивался ещё, оказывал сопротивление, хотя и был ниже всех ростом, даже Галена; он худой и измученный пленом, а на ноге звенела тяжёлая цепь.
Он отчаянно сопротивлялся, продолжая держаться на ногах, отбивал удары Дорана, прикрывая лицо и грудь локтями и предплечьями. Это была отвага загнанного в угол волка, когда окружила стая враждебных собак, и деваться не куда, приходится отбиваться или умереть.
И, наверное, все понимали это, потому что никто из присутствующих не кричал, подбадривая своих, не смеялся, даже дети. У всех были сосредоточенные, серьёзные лица. И это было страшно. И Рианн почувствовала, как тело её содрогнулось при виде крови на разбитом лице её бывшего хозяина, на его одежде, на его руках.
Сколько крови! Зачем столько крови? О, Донар…
И тут, наверное, от вида происходящего, от волнения, переживаемого ею, она почувствовала, как впервые за все месяцы вдруг неожиданно встрепенулся в её животе римский ребёнок. О, боги! Рианн выбросила руку и придавила запястьем живот, таким внезапным было это движение внутри её тела. Она даже испугалась невольно, пока разумом не поняла, что это случилось с ней. Задавила в горле стон отчаяния.
Он чувствует! Он всё понимает, словно видит, что происходит здесь! Больно его отцу, больно ей самой видеть это…
Она всегда думала, что дети в животе матери начинают двигаться позже, поэтому была неготова к случившемуся, а тут всё так совпало…
Кровь… Сколько крови!
Перестаньте! Не надо!
Прекратите мучить его!
Не делайте ему больно!
Она хотела кричать, но не могла и звука произнести, не могла с места сдвинуться, буто её опять сковало тем знакомым ужасом, как много лет назад, и как тогда, в малиннике…
Центурион упал, и Доран несколько раз пнул ещё безвольное тело римлянина, целясь в рёбра и в живот. И тут все как-то потихоньку начали расходиться, потянулись каждый по своим делам, и скоро остались только Рианн и сам Крикс. Галена, слишком поздно заметившего Рианн, позвала мать, и тот нехотя ушёл с ней. Два соседа занялись центурионом. На него вылили ведро холодной воды, Рианн аж сама от увиденного содрогнулась всем телом.
— Что, пришла встать в очередь? — хмуро спросил её Крикс, усмехаясь в усы, глядел пренебрежительно, как смотрят на бездомную собаку.
Рианн перевела на него взгляд и ответила негромко:
— Я пришла поговорить…
— Хочешь, — он махнул в сторону римлянина приглашающим жестом, — можешь тоже отомстить ему? Что там женщины делают в таких случаях? Можешь поцарапать ему лицо, вырвать глаза ногтями, покусать, попинать, в конце концов — он ничего тебе не сделает!
— Я вижу…
— Тебе же есть, что ему сказать? — усмехнулся. — Твой бывший хозяин… отец твоего ублюдка… Тебе есть, за что ему мстить. Все мстят просто Риму, бьют, вот, его, — дёрнул подбородком, — а ты можешь отомстить не Риму, а именно этому человеку. Хочешь? — Она молчала, смотрела, как центуриона приводили в чувство ещё одним ведром холодной воды. — Или он был ласков с тобой? Грел тебя по ночам? Не бил, не попрякал куском хлеба? Почему ты молчишь? Римляне убили твою мать, надругались над тобой…
— Нет! — она резко перебила его.
— Нет? — Крикс удивился, нахмуриваясь. — Что — нет?
— Я успела сбежать тогда… Меня мама спасла… Она успела… закрыла меня собой… Я сбежала через поле в лес… на болота… На мне только одежду порвали…
Он долго молчал, рассматривая её лицо, думал. О чём он думал? О смерти той женщины, что любил? О её отважном поступке? О её дочери, что досталась ненавистному Риму, оказывается, ещё девушкой? Рианн уже говорила ему об этом раз, но, может быть, сейчас он поверит ей, наконец… Что творилось в его голове?
— Я как-то разговаривал с ним, он сказал, что был у тебя первым… Я думал, врёт центурион…
— Вы продали меня ему, как девушку, а сами думали…
— Я знаю, о чём я думал! — он резко перебил её. — Об этом все тут думали!
— И все ошибались… — прошептала зло.
В этот момент Доран дёрнул центуриона за руку, пытаясь поставить пленного на ноги, но римлянин вдруг резко вскрикнул от неожиданной боли, и Рианн дёрнулась от этого крика.
— Что там? — спросил Крикс.
— Похоже, рука…
— Правая, левая?
— Правая!
Крикс усмехнулся:
— Значит, отвоевался центурион…
Свены подхватили римлянина под руки и утащили в сарай, взгляд Рианн долго следил за волочащейся следом цепью. Потом из открытых дверей послышались звуки молота, значит, его снова приковали цепью к стене. Рианн сделала два шага назад, чтобы до её сапог не дотекла растекающаяся кровавая лужа воды от сарая.
— Отдайте мне его… — сказала и сама не поняла, как эта мысль родилась вдруг в её голове.
— Что? — Крикс удивился, даже очень удивился. — Ты о чём говоришь? Какой из богов лишил тебя рассудка?
— Продайте…
— Что говоришь? Ты сама понимаешь? Зачем он тебе? Соскучилась по ласкам римской собаки?
— Волка…
— Чего?
Рианн устало прикрыла глаза и объяснила то, о чём узнала в крепости римских легионеров за прошедшую зиму:
— Они почитают бога войны — Марса, кажется, и волк — его животное, так что они считают себя волками, а не собаками…
— Ты о чём? Дурочка Рианн… Что ты несёшь? Какие волки? Какой Марс?