Лицом на ветер
Шрифт:
— Замолчите, а!
Он какое-то время молчал, потом ответил негромко и без надежды в голосе:
— И это поможет тебе, если я заткнусь?
— Хватит! Не надо, не рвите мне сердце. Думаете, мне самой легко? Вы устали, а я нет? Вы всё тут видите, знаете, а я ничего не вижу и не знаю? Строите из себя умника? Стройте его в своей крепости, а не здесь! Это — болота, а не ваш форум, здесь никогда нельзя сказать точно, что будет за тем островом или вот этим деревом, или за той кочкой. Понятно вам? Поэтому просто молчите, хорошо? — Она взмахнула ладонью, отрезая, и глянула раздражённо и
— А может, пока не поздно, повернуть назад?
— Нет! Никогда!
— Почему?
— Потому! — отрезала резко. — Отдохнули? Тогда пошли дальше!
Рианн не нравилось, что он начал спорить с ней. Ещё чего! Молчи и подчиняйся, если хочешь жить. Тоже мне, повернуть назад… Она злилась, раздражение — не лучший помощник, когда идёшь по болоту. В какой-то момент Рианн, задумавшись, поторопилась и, не проверив путь слегой, шагнула на незнакомую тропу. Зыбкая почва тут же ушла из-под ног, и вязкая жижа потянула её к себе. Чем больше Рианн пыталась добраться до твёрдой поверхности под ногами, тем больше увязала в густой болотной массе. Большой пузырь лопнул у самого лица, и Рианн крикнула римлянину:
— Стойте! Не подходите ко мне! Стойте там, где стоите! Ни шагу… больше ни шагу… — Голос её дрожал.
— Рианн? Что случилось?
— Не подходите! Сюда нельзя…
— Ты сможешь выбраться?
— Не знаю…
Она опёрлась на палку, но и та не смогла помочь ей, Рианн лихорадочно искала слегой твёрдую почву, чтобы опереться хоть на что-то. Грязная болотная вода, взбаламученная её движениями, доходила уже до пояса. Её медленно и неотвратимо засасывало в болото. И страх, подогретый недавним кошмаром, охватил вдруг её. Нет! Нет и нет! Только не так! Не так!
— Рианн? — снова позвал её центурион, следивший за ней огромными глазами.
— Что?
— Как мне помочь тебе?
— Вы слишком далеко… Только не лезте ближе… Не делайте глупостей…
Но он не послушал её, конечно же, медленно проверяя себе путь палкой, начал шаг за шагом приближаться к тонувшей свенке.
— Не надо! — закричала ему Рианн. — Здесь опасно! Вместе пропадём! Стойте!
Но центурион не слушал её, продвигался всё ближе и ближе, а Рианн, переставшая бороться с болотом, чувствовала, как жижа густой вязкой массой поднялась уже до груди. Она следила за лицом сосредоточенного центуриона, и страх всё больше охватывал её. «Не надо… Не делай глупостей… Ты всё равно не сможешь мне помочь… У тебя всего одна рука и нет верёвки… Это глупо… Ты просто сгинешь тут вместе со мной…»
Центурион остановился в нескольких шагах, как раз, наверное, там, где прощупал ещё надёжную почву. Ну вот и всё, дальше ему и шагу не сделать.
— Не надо… Прошу вас… Просто… просто идите всё время на юг… и вы выйдете к своей крепости… Прошу вас…
Но римлянин одной рукой стянул с себя плащ и так же одной рукой неловко скрутил его в жгут по диагонали. Кинул один край Рианн, но не достал. Не хватало совсем чуть-чуть, и свенка потянулась к краю плаща, дёрнулась всем телом и тут же вскрикнула, потому что от движения её тут же потянуло вниз быстрее обычного.
— Палкой! — крикнул ей центурион. — Попробуй палкой дотянуться…
Болотная вода доходила почти до подмышек, но руки ещё были свободными, и Рианн смогла подтянуть намокший угол плаща к себе своей слегой. Ухватилась за ткань пальцами, а потом и обеими ладонями.
— Держи крепко! Хорошо? Я попробую вытянуть тебя…
— У вас одна рука… — прошептала обессилено одними губами Рианн, но в душе уже поселилась надежда, что всё обойдётся, что он спасёт её, он — мужчина, он сильнее её, он сможет, он справится.
Центурион потянул ткань на себя одной рукой, а потом перехватил угол плаща на предплечье правой руки, там, где как раз была сломана одна из костей его главной ведущей руки. Стал вытягивать свенку уже двумя руками и всем телом.
И ему это удалось. Рианн почувствовала, как живая болотная глубина нехотя отпустила её сначала на очень немного, совсем на чуть-чуть, а потом всё больше и больше.
Где он взял силы? Столько месяцев не видевший нормальной еды и сна, такой худой, измученный, он и крупным-то никогда не был, сколько Рианн помнила его. Как ему это удавалось? Он всего с одной здоровой рукой, а медленно вытягивал её из смертельной трясины. И слёзы вдруг хлынули из глаз Рианн, слёзы пережитого страха, бессилия, благодарности ему, что не бросил её, что не послушал, а всё равно попытался спасти. А она злилась на него с самого утра, хотела даже пнуть его сонного, злилась, что обнимал её, что тихо подобрался к ней ночью… А сейчас готова была простить ему всё, расцеловать эти его руки, не давшие ей сгинуть в этой трясине…
О, Фрейя…
Он вытянул её и обессилено упал на колени, отчего болотная жижа, плюхнув смачно, забрызгала ему лицо и всю одежду.
— После этого ты просто обязана стать моей женой… — прошептал Рианн центурион.
— Что? — Брови свенки взметнулись в удивлении. — О чём вы?
— Само болото нас связало на всю жизнь… — Рассмеялся вдруг, и сам не верил тому, что сумел спасти её, что справился.
Рианн грязной ладонью размазала по щекам слёзы и поднялась на дрожащих ногах. Что он говорит? О чём? Какое болото и кого оно связало? Их двоих, что ли? Что за глупости?
— Поднимайтесь! Вы весь мокрый…
— Ты — тоже…
— Надо найти место, где можно отдохнуть и просушить одежду… Нельзя ждать… Вставайте…
Центурион поднялся и принялся бережно разматывать ткань плаща с локтя и предплечья своей поломанной руки. Рианн видела, как побледнели его щёки от переживаемой боли. А если после этого сместятся его кости? Рука не заживёт, и он останется на всю жизнь калекой…
— Больно? — спросила невольно, но центурион только улыбнулся ей в свою грязную бороду и ничего не ответил.
Часть 34
Потом они нашли твёрдую землю, где росли мелкие кустарники и ёлки, и смогли разжечь огонь. Сушили плащи и мокрую одежду на себе, грелись у огня, ели размокший хлеб с сыром и запивали его горячим малиновым чаем. И Рианн казалось, что все трудности уже позади, что всё самое тяжёлое она уже пережила. Что всё в её жизни теперь будет хорошо. Она следила за лицом и руками центуриона и невольно улыбалась, пережив смертельную опасность, она чувствовала какое-то невольное счастье, поднимающееся изнутри.