Лицом на ветер
Шрифт:
— Что ты сейчас сказала ему?
— Что уже поздно… Я была вашей… рабыней…
Римлянин словно осёкся на её слова и примолк. Да, она была его рабыней, она была его наложницей, он насильно сделал её своей любовницей. Он был грубым и жестоким с ней в первые дни, когда она только стала его, когда он купил её, а теперь, вот, звал её в свои гражданские жёны…
Но оставлять её Криксу, знать, что он ненавидит её, и позволять ей вернуться назад — нет, нет и нет! Он этого не позволит! Никогда не позволит. Она, эта свенка Рианн, должна вернуться с ним, она должна остаться с ним, она
— Рианн? — он позвал её голосом, потерявшим звук, ошеломлённый своими мыслями. — Не возвращайся, пожалуйста, пойдём со мной… Знаешь, какую клятву говорят наши девушки на брачной церемонии? «Где ты, Кай, там и я, Кайя…» Ты должна быть рядом со мной… Слышишь? Там, где я…
Она резко перебила его и поднялась на ноги:
— Я теперь не ваша рабыня! У меня другой хозяин…
— К Плутону его, твоего гада Крикса! Нет! Ты же сама говорила, что он ненавидит тебя! Разве, забыла? Тебе не стоит даже показываться ему на глаза. Я сам — сам! — буду разговаривать с ним! Слышишь? Он больше и пальцем тебя не тронет!
Рианн вздохнула. Да, Крикс не простит ей самоуправства, это точно, он накажет её. Но всё это будет потом. Она снова вздохнула и глянула центуриону в лицо прямым взглядом.
— Давайте, сначала доберёмся до вашей крепости? Хорошо?
— Нет! Не хорошо! Я не отпущу тебя к нему, я просто не отпущу тебя обратно. Можешь ненавидеть меня, можешь злиться на меня — плевать! Я всё равно… — Она не дала ему договорить, просто перебила негромко и хмуро:
— Что, снова свяжете меня, что ли? — Римлянин опешил от её прямоты. Это слово, прозвучавшее сейчас, «снова»… Да, он однажды связывал её… И сейчас она напомнила ему об этом. Рианн усмехнулась и добавила:- Я теперь не принадлежу вам, я сама буду решать, что мне делать. Хорошо?
— Нет! Ты привыкла всё решать сама. Сюда вернулась, отдала всё Криксу, меня освободила с риском для себя и себя продала — хватит! Хватит везде и кругом самой! У тебя теперь есть я! Я буду помогать тебе. Я буду разговаривать с Криксом, я найду деньги, я выкуплю тебя, я буду сам отвечать за тебя… Так положено! Я — твой муж!
Рианн усмехнулась и повела подбородком.
— Ещё нет!
— Я буду им, Рианн!
— Посмотрим…
Она не отказала ему, не дала определённого ответа, просто отвернулась и принялась собирать вещи, развешанные по кустам и ёлкам. Всё ещё немного волглое, до конца не просохло, но нельзя больше ждать, надо идти. Они и так неплохо отдохнули, поели и обсушились, но до вечера ещё далеко, и надо идти.
Свою слегу Рианн потеряла, оставила в трясине, а здесь выбрать было не из чего, всё сухое или гнилое, ненадёжное, из сырого только кусты ивняка, но они не годятся. И центурион отдал ей свою палку, а сам пошёл так, и Рианн предупредила, чтобы держался рядом и шёл за ней след в след, и уж тем более, не отставал. Рианн медленно ощупывала незнакомый путь, каждый шаг старалась вести по проверенной земле, невидимой под толщей болотной жижи.
Казалось, будто они не идут, а стоят на месте, тучи мошки и комаров крутились у лица и открытых рук, в болоте что-то жутко ухало и плескалось, будто кто-то живой ворочался там. Зелёная поросшая ряской вода иногда рождала большие пузыри, и они лопались с противным утробным звуком.
Да, он во многом прав. Она всё решала сама, ей приходилось принимать решения, и она, видят боги, устала от этого. Было бы здорово, если бы рядом был кто-то сильный, кто-то надёжный, кто-то ответственный, на кого можно было бы положиться. Мужчина. Муж. Как у них говорят: «Женщина — это дом, а мужчина — его стены…» Чем крепче стены, тем надёжнее дом. Всё правильно. Всё так и есть.
Он не послушался её, он, как мужчина принял правильное решение и спас её из трясины, когда казалось, что всё уже кончено, когда уже страх неминуемой смерти сковал её. И это было здорово, что он оказался рядом, что он помог ей. Он сильнее и сумел придумать, как это можно было сделать. Она благодарна ему за это.
Центурион хочет сам разговаривать с Криксом, хочет собрать деньги и выкупить её, хочет стать её мужем… Как там у них, у римлян? Гражданский муж и гражданская жена? Конкубина…
Рианн усмехнулась. А может, и правда так было бы лучше? Чем жить в доме Крикса рабыней и ждать, какую кару он ей придумает, римлянин всё-таки предлагает ей стать его женой. А меньше чем через полгода Рианн и ребёночка ему родит… Чем не семья? Самая настоящая семья, папа, мама и ребёнок… Усмехнулась своим мыслям.
Конечно, он, как отец, должен знать о ребёнке, что растёт себе в её животе, но Рианн и его пообещала Криксу, как и саму себя. Да, такой была цена за свободу центуриона, Крикс хотел забрать у неё всё, даже ещё нерождённого ребёнка. Если римлянин хочет выкупить её у торгаша Крикса, то цена, скорее всего, будет непомерно большой. Крикс установит цену и за ребёнка.
Рианн снова усмехнулась. Да, центурион устанет собирать деньги и влезать в долги. Крикс вынет душу из него голыми руками, он ещё пожалеет, что сам предложил Рианн стать его этой самой конкубиной…
И она не выдержала, она спросила вдруг:
— А если Крикс потребует с вас огромную сумму серебра… за меня и… — Она осеклась и не договорила, отмахнулась от мошки у лица, и центурион не заметил её заминки.
— Я найду деньги… Все ребята в крепости мне помогут…
— А если это будет очень большая сумма?
— Я попрошу у него отсрочки, поеду в Рим и продам свой дом… Я найду деньги, столько, сколько надо, сколько он потребует. Не бойся… Теперь это не твоя забота.
Рианн выгнула губы в насмешке. Он так говорил, словно всё уже решено, будто Рианн уже дала своё согласие. Посмотрим.
Уже в сумерках только они смогли найти место для ночлега: маленький островок всего в несколько шагов. Костра не разводили, негде и не из чего. Это были просто кочки и сырая, заросшая осокой, земля. Здесь и сесть-то толком было негде, сплошная сырость. Нашли небольшое возвышение, да пару кочек повыше, поужинали чем придётся и стали готовиться ко сну.
Рианн от усталости и безысходности даже не стала спорить, когда центурион пристроился рядом, завернувшись в свой плащ. Ладно, что уж теперь гнать его от себя? Места нет, мокро, не ночевать же ему прямо в воде?