Лицом на ветер
Шрифт:
Они все — свены…
Свены — люди…
Он зажмурился сильно-сильно до боли в голове. Вспомнил, сколько спорили они с Рианн о вражде свенов и римлян, о завоевании германских земель, о превосходстве Рима, о подчинении свенов…
Всегда, с самого детства он слышал одно: Рим велик, он создан богами, чтобы править варварскими народами, заставить их подчиняться, убивать, если сопротивляются, превратить в рабов. Варвары — не люди! Они не достойны жалости, понимания и сострадания. Врагам Рима нет милосердия! Убить или обратить в рабство!
И он с этим рос, он учил этому новобранцев в крепостях
Он убивал свенов, взявших в руки оружие против Рима, и всегда знал, что прав. Выполнял приказы, сам отдавал приказы, и никогда не сомневался. Он верил в правду Рима.
И сейчас что-то пошатнулось в нём, что-то сломала в нём эта Рианн, какой-то замковый камень вынула она, и вся конструкция, что держалась долгие годы, рушится сейчас в нём безвозвратно.
Он стал другим. И если бы сейчас он сумел вернуться в крепость, его, наверное, не узнали бы, даже Диксу он показался бы чужим. А может, он просто так думает?
Небо начало светлеть, понемногу проступали контуры деревьев, силуэты кустов, пока ещё общей массой, не детально, но всё это значит, что этой ночи приходит конец. Жизнь сама собой идёт чередом, будто ничего и не случилось. Скоро проснуться дневные птицы, оживёт лес и болото, настанет новый день…
Она просила, утопить её в болоте… Не так, как хоронят своих мёртвых свены. Топят в болоте они убийц, предателей и клятвопреступников, чтобы души их не находили покоя, чтобы мучились вечными муками среди болотных трясин, пугали живых, не могли найти выхода и страдали долгие годы, пока живёт этот мир. Вечно.
Он не может обречь её душу на подобные страдания. Он должен похоронить её и своего ребёнка по-человечески. Её тело надо предать огню или земле, но только не болото… Нет…
Но сможет ли он сам разжечь огонь? Одной рукой? До этого огонь разжигала Рианн, Марк собирал хворост, укладывал всё, а поджигала она сама. Попробовать, надо попробовать, но получится ли одной рукой? Нет! Скорее всего, нет! Даже если он соберёт всё, что горит на этом острове, обломает все ветки, до которых дотянется, он не сможет просто разжечь огня. Он уже пробовал однажды, и у него ничего не вышло. Два дня назад, это было всего два дня назад… Он только провозился, умаявшись с огнивом, пока Рианн не забрала его и не сделала всё сама.
У него ничего не выйдет.
Тогда нужно выкопать могилу. Опять-таки одной рукой, левой рукой. Но у него есть нож… Надо сделать это для неё. Надо…
Когда рассвело, он принялся копать могилу. Земля была мокрая и тяжёлая, Марк рыхлил её ножом, а потом бросал его и этой же рукой выгребал землю. Он провозился до обеда, устал, сбил левую руку в кровь, а выкопал яму глубиной лишь на пару-тройку ладоней. Выбрался из неё, чтобы передохнуть, нашёл в мешке затерявшуюся морковину, собранную ещё Рианн с грядки, сгрыз её и запил водой, пахнущей тиной.
От усталости его мутило, и тошнота от голода стояла у горла. Руки дрожали, гудела сломанная кость в предплечье, а левая рука вообще не хотела слушаться. Ладонь, вся в кровоточащих мозолях, не желала держать рукояти ножа, пальцы не гнулись. Но останавливаться Марк не собирался.
А когда вернулся к своей работе, обессилено рухнул на колени: за это время вся яма для могилы заполнилась грязной болотной водой.
— О, нет, боги… Юпитер Всемогущий…
Болото! Проклятое болото!
Что бы он ни предпринимал, всё шло самым худшим из вариантов. Что? Что теперь делать? Чем ему вычерпывать эту проклятую воду? Как продолжать работу, когда всё идёт так? Он будет пытаться углублять могилу, а в ней только больше будет становиться воды. И чем эта яма будет отличаться от ямы в трясине? Тоже самое болото!
Как же быть? Что придумать?
Марк посмотрел в сторону Рианн. Он весь день избегал смотреть на неё. Так нелепо, неправильно видеть её такой одинокой на голой земле… Бледное лицо и светлые волосы, и застывшая ладонь на животе там, где был её ребёнок… А сейчас — оперенье стрелы, что убила её…
Она просила, не оставлять её здесь, она не хотела, чтобы её глодали волки и вороны…
Эх, даже камней тут нет, чтобы заложить её камнями. «Прости меня, Рианн, пожалуйста… Что мне делать? Как мне помочь тебе?»
Если просто присыпать землёй, её раскопают волки и лисы. Если заложить ветками, их тут слишком мало, и до неё опять-таки доберутся хищники…
Ну что тогда, что ему делать?
Он перевёл взгляд на левую ладонь, лежащую раскрытой на бедре. Столько выпало на неё одну за эти дни, что скоро он левой рукой будет владеть не хуже, чем правой. Усмехнулся с горечью. Так не вовремя случился этот перелом! Как же без рук тяжело! Эта беспомощность просто убивает, когда обе руки на месте, этого не замечаешь…
Марк долго сидел так у края не состоявшейся могилы, смотрел перед собой остановившимся взглядом, и время шло, наступал вечер. Проходил день, за который ему ничего не удалось сделать.
Всю ночь он проспал, скорчившись от холода, рядом с мёртвой Рианн, но так и не решился снять с её тела свой плащ… Толком и не спал — мучился сомнениями и вопросами, что делать дальше? Проваливался в полудрёму, и сны снились какие-то всё время тёмные, обрывочные. Засыпал на какие-то минуты, и тут же просыпался, чтобы час потом просто лежать и смотреть в темноту.
Постоянное чувство голода и усталость, боль и безысходность стали его спутниками. Не верилось, что когда-то он бывал сыт, согрет, и у него ничего не болело.
А в голове всё звучали и звучали насмешливые слова Крикса: «Ты сдохнешь здесь… Вы вместе сдохнете… Ты не пройдёшь через болото… Духи заберут вас… заберут вас двоих… Покоя не будет… Не будет никогда…»
— Будь ты проклят, Крикс… — шептал в темноту ночи. — Будь ты проклят…
А мысли бежали чередой. «Проклинаю тебя за твоё вероломство, за подлость, за то, что ты сделал с ней… За то, что ты сделал со мной… Пусть боги не дают тебе покоя… Ведь ты любил её мать, почему же ьы мучил её дочь — дочь любимой женщины? Ненавидел за то, что родила её от другого?.. Как же подло это всё… Ты погубил её, ты своими руками сломал ей всю жизнь, ты сам убил её… А теперь ты вернёшься и будешь жить дальше? Что ты скажешь своему сыну? Что услышит от тебя этот твой Гален? Что ты сам убил её? Признаешься ли ты в этом своему сыну или промолчишь малодушно? А может, ты скажешь, что она ушла со мной? Пусть боги покарают тебя! Они и так наказали тебя тем, что твой сын влюбился в неё…»