Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века
Шрифт:
Таким образом, перед переводчиком стояла чрезвычайно сложная, почти нерешаемая задача – дать читателю почувствовать ритм, фактуру и атмосферу этой насыщенной прозы, где язык, собственно, является главным действующим лицом. Основным аргументом противников возможности адекватного перевода является постулат о невозможности перевести культурный контекст: случай греческой прозы XIX века – максимально сложный с этой точки зрения.
Вторая половина XIX века – весьма запутанный, драматический и интересный период истории Новой Греции. В 1821 году произошла греческая революция, позади осталась мрачная эпоха туркократии. Происходит становление греческой государственности и напряженные поиски национальной идентичности.
«We are all Greeks» («Мы
Всеобщее преклонение перед идеалами Древней Греции ставило перед потомками греков сложную, почти нерешаемую задачу – сохранить неизменным язык, который по определению должен меняться вместе с обществом. Сложность греческой языковой ситуации, раздвоенность языкового сознания греков, диглоссия и полиглоссия – все это (и многое другое) явилось следствием того, что греки очень рано – уже в V веке до н. э. – осознали эталонную значимость своих текстов, стали воспринимать кодифицированную норму как национальное достояние.
Очевидно, что идея о преемственности греческой культуры, о том, что новые греки действительно являются наследниками тех, великих, далеко не всем кажется бесспорной. Многие утверждают (и не без оснований), что античное наследие было получено греками ready-made в виде готового пакета в эпоху Просвещения, из рук Европы и, в отличие от европейцев, им не нужно было прилагать усилий, чтобы переработать и адаптировать для восприятия это наследие.
Действительно, многое о своем античном прошлом греки стали узнавать в эпоху Просвещения после длительного и тягостного периода туркократии. Сейчас нам известно, что даже о своих народных песнях они стали задумываться после выхода в свет народных греческих песен, собранных и изданных замечательным французским романистом, историком и фольклористом Клодом Форьелем. И тем не менее из рук Европы греки получили в XVIII–XIX веках, возможно, и забытое – но свое.
В этом отношении тексты, собранные в данном сборнике, очень показательны. Представлены все слои греческого общества – от аристократа Теотокиса до разночинца Визииноса. Но для всех этих писателей характерна ярчайшая индивидуальность и абсолютная свобода: спонтанность, суровый дарвинизм в сочетании с элементами магического реализма (в прозе Пападиамандиса), космополитизм и новаторство (у Мицакиса), психологизм и терапевтическая авторефлексия у Визииноса, обостренное чувство социальной несправедливости Вутираса и его фантастический дар рассказчика, эпическая интонация Теотокиса, вырастающая из народных песен.
Авторы, представленные в сборнике, категорически не похожи между собой, однако их объединяет одна общая черта: они свободны от мучительного сопоставления себя с Древней Грецией, не рефлексируют по поводу античного наследия и древнегреческой мифологии, не пытаются уложить свое творчество в прокрустово ложе архаизаторства. Прямых отсылок к античности в этих текстах нет, и это не случайно. Авторам не нужно обосновывать и доказывать свою «греческость». И именно поэтому поразительная героиня Пападиамандиса, кажется, восстанавливает своим существованием какие-то еще догреческие балканские архетипы, неуловимо напоминая нам о Медее.
Мы надеемся, что эта прекрасная и неожиданная проза придет к своему читателю и продолжит существование на русском языке, изменяя литературный ландшафт нашего отечества.
Александрос Пападиамандис
Биография писателя
Александрос Пападиамандис родился в 1851 году на острове Скиатос, в западной части Эгейского моря, в обедневшей семье потомственных священников. В семье было трое сыновей и четыре дочери, своим не вышедшим замуж сестрам Пападиамандис помогал всю жизнь, очень рано научившись сочувствовать страданиям женщин и их тяжкой судьбе.
В раннем детстве Пападиамандис стал петь в церковном хоре, прекрасно знал церковную литургию, в детстве пробовал писать иконы – глубокая вовлеченность в церковную обрядность будет сопровождать писателя всю жизнь. В школе он учился с большими перерывами, семья бедствовала, и мальчик должен был помогать отцу. В 1872 году Александрос едет на Афон, где на протяжении восьми месяцев остается послушником. Однако, решив, что «не достоин ангельского чина», он возвращается в мир, поступая в Афинский университет.
В это же время он начинает активно заниматься журналистикой и литературными переводами (в университете он увлеченно учит английский и французский). Знакомство с известным издателем Власисом Гаврилидисом увеличило его заработки. Тем не менее в жизни писателя мало что изменилось: всю жизнь его сопровождала бедность; казалось, что первого числа каждого месяца, получив гонорары, он делал все возможное, чтобы от них избавиться – отсылал значительную часть на Скиатос, просто раздавал, отдавал долги – и оставался почти нищим, «монахом в миру», как он сам себя назвал. Он писал свои рассказы и заметки на краешке стола в таверне, носил одну и ту же одежду, почти что живописные лохмотья – на фотографиях поражает сходство Пападиамандиса с Верленом. Такой образ жизни он вел на протяжении многих лет, он очень мало общался с людьми (хотя довольно рано сформировался круг людей, близких к нему и восхищавшихся его творчеством, в который входили известные литераторы и издатели), очень много писал, не успевая выполнять заказы, и в конце жизни много пил.
В 1908 году Пападиамандис возвращается на Скиатос, в 1911-м умирает.
На Скиатосе он продолжает писать, последние рассказы написаны на димотике.
«Убивица» («») – главное произведение Пападиамандиса
«Убивица» 3 – одно из самых знаменитых произведений греческой литературы и безусловно самая известная повесть Пападиамандиса.
Сюжет повести поражает – главная героиня, мудрая, разумная, физически сильная и ловкая, как бы вышедшая из «Материнского права» Бахофена Хадула, или Франгоянну, занимается врачеванием и помогает женщинам всего острова при родах и в иных ситуациях. Она преданная мать и рачительная хозяйка. Повесть начинается со сцены, когда глубокой ночью, укачивая новорожденную болезненную внучку, старуха размышляет о беспросветности женской жизни и о том, что рождение девочек, которым нужно собирать приданое, делает жизнь семьи совершенно невыносимой. Внезапно она душит свою внучку. Эта сцена отчасти напоминает рассказ Чехова «Спать хочется» с той разницей, что размышления Хадулы, приводящие к преступлению, основаны на выверенных и точных социологических наблюдениях. Это не спонтанное действие, а результат логической операции. Далее на всем протяжении романа Франгоянну продолжает убивать девочек, хладнокровно и методично.
3
Перевод названия на русский язык был сопряжен с определенными трудностями: «» («убийца») по-гречески слово женского рода, при этом существует противопоставление со словом «» («убийца») мужского рода.
При этом она действует совершенно бескорыстно и убеждена, что зло творится во благо людей и оправдано высшим судом. В описании убийств девочек, которые осуществляет Хадула, есть элементы натурализма, читатель понимает, что имеет дело с серийным убийцей.
Тем не менее при чтении повести возникает странное чувство, которое усугубляется по мере развития сюжета. Не возникает сомнений, что автор сочувствует своей героине и, возможно, отчасти побаивается ее. Пападиамандису вполне удается сделать жертвой эмпатии и читателя, который с ужасом следит за действиями Хадулы, но одновременно опасается, что она будет схвачена.