Лига «Ночь и туман»

Моррелл Дэвид

— Еще одну. Какой от этого вред?

— Узнаем, когда скажешь, чего ты хочешь.

— Я хочу быть один, когда буду допрашивать священника. Галлахер окаменел.

— Господи, у тебя нервы, как…

— Это для вашей же пользы. Если что-нибудь произойдет, если он умрет, вы действительно хотите присутствовать при этом? Вы хотите, чтобы агентство было связано с гибелью ватиканского чиновника?

— Ерунда, Ромул. Если он умрет, кто об этом будет знать, кроме тебя и меня?

— В том-то и дело. Нас двое, это на одного больше, чем надо. Если во время допроса священник умрет, вы начнете волноваться — можно ли мне доверять, не много ли я знаю.

Может быть, вы сочтете, что я слишком опасен. Я не горю желанием снова продать душу агентству или стать участником неожиданного инцидента. Так что окажите себе услугу и позавтракайте со своей командой. Сделайте мне одолжение и позвольте взять весь риск, связанный с допросом, на себя. Я расскажу все, что у знаю.

— Как я могу быть в этом уверен?

— Потому что вы нужны мне. Без вашей помощи я бы не забрался так далеко. А, получив помощь, я надеюсь продвинуться еще дальне. Я смогу разобраться в том, что он мне расскажет, не используя возможности агентства. Даю слово. Я расскажу вам все, что узнаю о Братстве. Меня интересует только то, что случилось с моей женой и ее отцом.

Галлахер поджал губы:

— Я знаю, что пожалею об этом. Слово? — Сол кивнул.

— Ты всегда играешь честно, — сказал Галлахер. — Это одна из причин, почему я зашел с тобой так далеко. Надеюсь, ты не изменился, потому что в противном случае произойдет два несчастных случая. Два часа. После того, что бы ты там ни говорил, я вернусь.

— Договорились.

Галлахер ушел. Сол дал время, пока он спустится вниз и снял телефонную трубку. Как можно тише он набрал номер и, услышав один гудок, положил трубку на место. Сол подошел к отцу Дуссэлту. Два часа. Он должен выложить им все, что только может. В спешке Сол отсоединил сенсоры от груди и ног священника. Он застегнул на нем рубашку, но оставил трубку в его руке. Подняв священника с кровати, Сол взял колбу со смесью амитала натрия и потащил святого отца к двери. Он умудрился повернуть ключ. Кто-то снаружи открыл дверь — это был Дрю. Услышав условный звонок по телефону, он сразу побежал к номеру Сола. Без слов помог вынести отца Дуссэлта в коридор и закрыл дверь.

Тишина была обязательным условием. Если Галлахер вышел из номера, то это еще не означало, что Арлен и Дрю были застрахованы от преследований агентства: Сол был уверен — в номере установлены микрофоны. Галлахер прослушивал. Ему была нужна запись доктора, пленка, которую он мог бы слушать, просеивая информацию, полученную от священника. Предлагая Галлахеру спуститься вниз, Сол рассчитывал на то, что в номере будут микрофоны. В конце концов, с точки зрения Галлахера, какая разница — присутствует он на допросе или нет, если у него есть запись? Но если допрос проводился в номере, на пленке были бы голоса Дрю и Арлен, и тогда Галлахер следующими допросил бы их.

В коридоре Сол чувствовал себя незащищенным, его беспокоило то, что может появиться любой постоялец или кто-нибудь из обслуживающего персонала отеля и заметить его и Дрю, поддерживающих священника. Избежать этой опасности было невозможно. Сол слышал, как поднимается лифт, и приглушенные голоса внутри него. Сзади щелкнул замок. Они с Дрю подтащили священника к номеру Сола и вошли внутрь, как раз когда кто-то вышел в коридор.

Отца Дуссэлта усадили на кровать, подложили под спину подушки и вытянули ноги.

— Галлахер дал мне только два часа.

— Не так много, — сказал Дрю.

— Должно хватить.

— Что, если команда Галлахера слушает микрофоны, которые, как

ты считаешь, установлены в номере? — спросила Арлен. — Если они услышат только тишину, они поймут, что ты не допрашиваешь священника и доложат об этом Галлахеру.

— Не думаю, что есть команда, — сказал Сол. — Узнав, что я похитил ватиканского чиновника, Галлахер начал беспокоиться из-за своей связи со мной. Он знает, что потеряет работу, если что-нибудь случится. Он уже считает, что доктор и его ассистенты знают слишком много. Прежде чем послать за мной, он приказал им уйти. Думаю, микрофоны никто не слушает. Запись допроса предназначена только для его ушей.

— Ну, тогда мы можем рассчитывать на те два часа, что у нас есть

— Уже меньше, — сказал Сол. — Пора начинать. Дрю поднял бутылку с раствором амитала натрия, Арлен вставил иглу капельницы в клапан трубки, ведущей к руке священника. Сол придвинулся ближе к отцу Дуссэлту.

— Мы ваши друзья. Вы в безопасности. Вам не о чем волноваться. Расслабьтесь.

— Расслабьтесь… — голос священника был слабый и скрипучий, будто у него пересохло в горле.

— Вы спокойны. Расскажите нам все, о чем мы вас спросим. Ничего не утаивайте. Вы можете доверять нам.

— Доверять вам…

Сол колебался, стараясь решить, какой вопрос должен быть задан первым. Выбор был большой, но, если он будет спрашивать наугад, чтобы соединить разрозненные ответы священника, потребуется слишком много времени. Вопросы необходимо было задавать в такой последовательности, в какой они бы логично шли один за другим.

Но Дрю сбил его, напрямую спросив о самом для него главном:

— Вы знаете, что произошло с кардиналом Павеликом?

— Я убил его… тело кремировал.

В шоке Дрю посмотрел на Арлен и Сола.

— Почему?

— Он узнал о том, что я сделал.

— Что вы сделали?

— Сказал евреям. — Сол напрягся:

— Евреям?

— Что вы им сказали? — спросила Арлен.

— О нацистах.

В комнате наступила тишина. У Сола было такое ощущение, будто перевернули бревно, и из-под него стали выползать чудовища. Чудовища выползали медленно.

26

В 1941 году в Югославии в результате государственного переворота было свергнуто прогерманское правительство, и Гитлер решил наказать Югославию с такой жестокостью, чтобы уже ни одна страна не осмелилась предпринять подобную попытку отделиться от Третьего Рейха. Столица страны Белград была разрушена массированными бомбардировками с воздуха. Германская армия подавила восстание. Страна была разделена; части ее отошли Болгарии, Албании, Венгрии, Италии. Большая часть стала отдельным марионеточным государством, называющимся Хорватия.

Сатана прав ил бал. Новое правительство Хорватии проводило политику расового и религиозного очищения такими жестокими методами, что даже бывалые офицеры SS были в шоке. Группа хорватов-фанатиков, называвшая себя “усташи”, превратилась в инструмент чистки. Они охотились за сербами, евреями и цыганами. Жертвы топили в прудах, ставили на карачки и отпиливали им головы; просовывали в горло острые деревянные колья и, вкручивая, вгоняли все глубже, пока не протыкали прямую кишку; потрошили, жгли, дробили молотком кости, заводили в горы и сбрасывали в ущелье, а потом закидывали гранатами. Те же, кого не убивали сразу, были обречены на агонию концлагерей, они медленно умирали от голода, дизентерии и холода. Те, кого просто расстреливали, были счастливчиками.