Лихие гости
Шрифт:
Окороков сразу же приказал запалить факела, а через считанные минуты вместе с матросами и Данилой он уже был в проходе. Каменные своды озарились зыбким, но ярким светом. Все подземное пространство тщательно осмотрели, но везде их встречала глухая пустота. На валявшуюся каменную плиту и на углубление, которое она закрывала, глаз ни у кого не упал — проскочили мимо. Скоро встретились с казаками, которые двигались с противоположной стороны, но и те ничем не обрадовали: никого-с, ваше благородие.
Двинулись обратно. Когда уже подошли к водопаду, Прокопов остановился возле плиты, подсвечивая себе факелом, сунулся в углубление и сразу же закричал, перебивая
— Неладно здесь! Идите гляньте! Не иначе тут у него снаряженье имелось!
Подступились с факелами, посмотрели и снова уперлись в тупик — какое такое снаряжение? На этот вопрос даже Прокопов ответить не смог.
В голову никому не могло прийти, что человек может ринуться в водяную стену на верную гибель, пусть даже и неизвестное снаряжение у него имеется.
Окороков вдыхал горький дым, который источал горящий факел, и от досады, терзавшей его, готов был стукнуться головой в тускло поблескивающий камень. Так стукнуться, чтобы бездарная и невезучая голова его раскололась, как гнилой арбуз. Самому себе был сейчас противен исправник и думал с тоской: «О чем же я вам докладывать буду, милейшая Нина Дмитриевна? О том, что я круглым дураком оказался?»
А милейшая Нина Дмитриевна в это время, очаровательно улыбаясь, мило беседовала с лейтенантом Коллисом и даже угощала его чаем, как дорогого гостя. Беседовали они очень непринужденно, как старые приятели. Говорили по-английски, и со стороны могло показаться, что разговаривают за вечерним чаем благородный сэр и не менее благородная миссис где-нибудь в старинном родовом замке в предместьях Лондона, а не в тесной каюте старого парохода, стоящего на якоре в верховьях глухой и мало кому ведомой реки Талой.
— Погода в Сибири холодная, — ворковала Нина Дмитриевна, подвигая Коллису маленькую стеклянную вазочку с колотым комковым сахаром, — и люди, конечно, хотят согреться. Поэтому они много пьют чая. Из-за сложностей доставки его из Китая чай у нас, к сожалению, дорогой, но все равно его покупают и пьют из самоваров — это медные большие такие котлы, я вам обязательно покажу, когда мы вернемся в Белоярск…
— А когда мы вернемся? — осторожно кашлянув, перебил ее воркование Коллис. — сколько времени мы будем здесь стоять?
— Любопытство — это слабость женщин, но никак не суровых мужчин, наберитесь терпения, господин лейтенант. В свой срок мы обязательно окажемся в Белоярске, и вы своими глазами увидите, как благодарные сибиряки будут встречать истинных рыцарей науки. Они будут встречать вас, как героев. Кстати сказать, вы не забыли точную хронологию приключений, которые произошли с нами на реке Талой?
Лейтенант Коллис помрачнел и после долгой паузы тяжело выдавил из себя:
— Не позабыл.
— Вот и прекрасно! Пейте чай, ни о чем печальном не размышляйте, а я, к великому сожалению, вынуждена вас покинуть, — Нина Дмитриевна поднялась из-за узкого столика и выпорхнула из каюты, оставив Коллиса с полным стаканом чая в серебряном подстаканнике. Широко распахнув дверь, она ее за собой не закрыла, и Коллис в светлом проеме хорошо видел угрюмого матроса с винтовкой, стоящего на карауле.
Не выскочить.
Да и выскакивать некуда. Если даже удастся сбежать с парохода, все равно в глухих и диких местах в одиночку едва ли удастся выжить. Со своими людьми все эти дни Коллис был разлучен, но, с присущим ему практическим умом, верно предполагал, что этой странной женщине удалось добиться от его подчиненных того же самого результата, какого добилась она и от него,
Он взял кусок сахара, раздробил его на крепких зубах и запил крепким, запашистым чаем. Глаза Коллиса в ободьях страшных почерневших синяков были неподвижны и светились печально.
Наверху, на палубе, нагретой полуденным солнцем, шаркали тяжелые мокрые швабры — Иван Степанович грязи и беспорядка на своем пароходе не допускал, хоть небо разверзнись. И сейчас, пользуясь тем, что «Основа» стояла на якоре, объявил аврал. Всем кроме караульных нашел заделье: чистили, мыли, скребли, наводили лоск и блеск. Сам Иван Степанович прохаживался на мостике, наблюдая сверху за командой, иногда отдавал короткие приказания и строго следил, чтобы исполнялись они неукоснительно и мгновенно.
Нина Дмитриевна, поднявшись на мостик, прищурилась и всплеснула ручками:
— Иван Степанович! Вы только поглядите — какая прелесть! Какое буйство природы! Нет, вы посмотрите, Иван Степанович! Слов не хватает, чтобы весь восторг выразить!
Иван Степанович огляделся вокруг, ничего неожиданного не обнаружил и недоуменно пожал плечами, искренне не понимая восторгов Нины Дмитриевны: чего, спрашивается, голосить, по какой причине? Спросил о том, что его действительно волновало:
— Когда тронемся, Нина Дмитриевна? И куда пойдем — вниз, вверх?
— Вниз пойдем, Иван Степанович, в Белоярск пойдем, миленький. Вот еще нужных людей дождемся и сразу тронемся.
Окороков с казаками и с уцелевшими людьми Цезаря, которые понуро брели, словно каторжане на этапе, появился лишь через три дня. Хмурый, злой и неразговорчивый.
24
Была причина у Окорокова злиться и молча ругаться черными словами — Цезаря отыскать не удалось. Исчез он, будто в воздухе растворился или в каменную стену ушел, как в сказке, не оставив даже следов. Но Окороков в сказки не верил и понимал прекрасно, что самую крупную добычу он из своих рук выпустил, и теперь лишь хватал пустоту, заведомо зная, что занятие это напрасное — разве только для очистки совести. Поэтому поиски в округе прекратил, вывел всех людей из долины и рано утром, едва лишь рассвело, тронулся в путь.
Данила сидел у потухшего костра, смотрел в спины уходящим и тоскливо завидовал. Сам он уйти отсюда не имел права. Вчера, отозвав его в сторону, Окороков сердито приказал:
— Ты, парень, здесь останешься. Иди ищи своего старовера, который главный, и передай ему… Слово в слово передай, ничего не забудь. Я своему обещанию хозяин, как обещался, так и сделаю — не буду их тревожить, сколько возможно. Да одна закавыка имеется — море народу в проходе и в долине побывало, как в кабаке, и слухи про староверов все равно поползут, а я человек подневольный, прикажет начальство — никуда не денусь. Вот и передай ему: желает спокойно жить, пусть проход закрывает — намертво. Так закрывает, чтобы даже мышь не пролезла.