Лихие люди западных дорог
Шрифт:
— Может, ты прав.
— Или Джонни Ребба пусть озадачит...
— Ребб? — Маури презрительно фыркнул. — С чего это ты взял, что он такой крутой?
— Да все с того же! Ты-то сам хоть раз видел его в деле? — Длинный оторвался от карт. — Поверь мне, как своему другу, Энс. И смотри, не вздумай задирать его. По ловкости с этим длинноносым щенком ни один из наших не сравнится.
— Да пошел ты!.. — Маури пребывал в скверном расположении духа. Он поднялся с койки. — Ты что, рехнулся?! Тебе-то откуда знать?
— Помнишь, — длинный повернул к Маури
— Как? — Маури явно смутился. — Он?..
— Да, вот так-то. Я ведь с самого начала знал, что это его рук дело. Они с Брейннином крепко повздорили по дороге в Юту. Я точно не знаю, но по-моему, Ребб завелся оттого, что ему показалось, будто у Брейннина есть хоть какие-то друзья, а у него, у Ребба, совсем никого. Вот и получилось так... Я появился там через несколько минут, и ребята сказали, что шансов у Брейннина не было...
Энсон Маури был явно озадачен. А Хопалонг, по-прежнему стоявший под окном, подумал о том, что подобные сведения полезно получать заранее. Опытных стрелков все знают, но вот такие, как Джонни Ребб, могут представлять опасность.
— Странно, что он никогда об этом не рассказывал. А ты уверен?
— Я ведь сам там был. Конечно же, уверен. Просто этот Ребб не любит болтать языком.
— А босс об этом знает?
— Босс? Мне кажется, что нет.
— Тогда Реббу повезло. Босс ведь одно время дружбу водил с покойным Дюком Брейннином.
Маури снова уселся на кровать и, затушив сигарету, бросил окурок на пол и раздавил каблуком.
— Ну ладно, а теперь заткнись и дай мне поспать. В час разбудишь.
— А в двенадцать не хочешь?!
Картежник собрал со стола карты, перетасовал их, снял колоду и снова принялся раскладывать пасьянс. С койки же вновь послышалось похрапывание Маури. Длинный обернулся и бросил неодобрительный взгляд в его сторону.
— Да что же это такое! — проворчал он. — Опять дрыхнет!
— Ну и что? — ответил ему тихий голос. — Хочется ему, так и пусть спит, не буди его.
Изумленный картежник в испуге обернулся; рука его, потянувшаяся было к рукоятке револьвера, вмиг онемела. В комнате, слева от двери, стоял Хопалонг Кэссиди с кольтом в руке.
— Если тебе уже прискучило на этом свете, — проговорил Хопалонг, то давай действуй. А если еще пожить охота, то расстегивай ремень и осторожненько положи револьвер вон на тот угол стола.
Длинного бросило в жар, лоб его покрылся испариной. Судорожно сглотнув, он осторожно взялся за пряжку ремня, проделав все так, как велел Кэссиди.
— А теперь кру-гом! — вполголоса скомандовал Кэссиди, поводя для наглядности дулом револьвера.
Пленник замешкался.
— Только не надо шарахать меня рукояткой по башке, — сказал он, глядя на Кэссиди, — я не дурак и не стану сопротивляться. Во всяком случае, не сейчас. — Он по-волчьи оскалился. — Но подожди, мистер, мы с тобой еще встретимся на узкой дорожке...
Наконец длинный повернулся. Хопалонг подошел ближе. Для начала он крепко связал ему руки за спиной. Потом заткнул кляпом рот, после чего принялся тщательно связывать своему пленнику ноги.
Энсон Маури по-прежнему храпел на своей койке; ему снился замечательный сон: он целился в Кэссиди из винтовки... Но едва он собрался спустить курок, как вдруг почувствовал, как что-то твердое и холодное уперлось ему в живот. Маури открыл глаза и увидел перед собой уже настоящего Кэссиди, холодно глядевшего на него сверху вниз.
— Только попробуй пикнуть, — сказал Кэссиди, — и я разнесу твою башку вдребезги.
Маури дернулся, чтобы подняться, рот его уже широко раскрылся для крика, но он тут же почувствовал, как дуло револьвера еще сильнее уперлось ему в живот. Маури задохнулся от страха; он судорожно ловил ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Кэссиди, приставив дуло к голове Маури, взвел курок, — щелчок раздался у самого уха Маури. Тот сразу же обмяк.
Когда и Маури был крепко связан, Хопалонг вышел из барака и направился к загону. Он вывел оттуда двух лошадей, которых присмотрел еще днем, и теперь ему оставалось лишь оседлать их. Он действовал быстро и уверенно, каждое его движение было ловким и точным. Когда все было готово, Хопалонг подвел лошадей к дому, а сам быстро взбежал по ступенькам веранды.
Едва переступив порог, он столкнулся с пожилой мексиканкой, стряпухой.
— Добрый вечер, сеньора, — тихо проговорил Хопалонг. — Надеюсь, мы с вами поладим.
— Что? — спросила она.
— Ты слышала, что я сказал. — Он угрожающе повел дулом кольта. — Я увезу отсюда Джорданов и спрячу их там, где они будут в полной безопасности.
— И меня! И меня возьмите! — взмолилась старуха.
— Очень сожалею, но ты, моя милая, останешься здесь. Немного погодя я снова вернусь сюда и тогда уж разгоню весь этот сброд.
Кухарка промолчала, лишь горестно покачала головой. У следующей двери путь ему преграждал огромный засов, запертый к тому же на висячий замок. Но оказалось, что служил он для отвода глаз, так как пазы в дверном косяке отсутствовали. Хопалонг тихонько постучал.
— Памела! Дик!
За дверью послышались шаги. Затем взволнованный срывающийся голос Памелы отозвался из-за двери:
— Хоппи? О, Хоппи, это ты!
— Я. Открой.
— Не могу. С нашей стороны только засов... но ключ от двери у него.
— Ну ладно. Отодвинь засов и собирай отца. Мы уезжаем.
Отступив на несколько шагов, Хопалонг ударил ногой в дверь. Дверь не поддалась. Он ударил еще раз и еще — безрезультатно. Вполголоса выругавшись, Хопалонг быстро вышел во двор и подобрал там топор. Два точных удара — и дверь распахнулась настежь. Дик Джордан поднимался с кровати, опираясь на тяжелую трость. Памела и Хопалонг подвели старика к двери, поддерживая его с обеих сторон.