Лиходеи с Мертвых болот
Шрифт:
Олекса первым понял, что нас обвели вокруг пальца. Вглядевшись в лицо «паненки», он издал возглас разочарования. Это была совсем не Ядвига. Это был переодетый в женское платье мужчина.
— Хватайте их! — пискляво завопил переодетый, молниеносно скидывая платье, под которым оказался боевой панцирь воина. — Они клюнули на нашу удочку! Держи! Хватай!
Что тут началось! Откуда-то сверху в помещение спрыгнули шестеро драбантов в кольчугах и с короткими мечами в руках. Русичам пришлось скинув рясы, чтобы не путаться в них, вступить в смертельную
На мою долю достался тот самый переодетый слуга, справиться с которым самому мне вряд ли бы удалось. Спасибо сотнику, который, быстро придя в себя, устроил такой тарарам, что наверняка и один бы справился со всем гарнизоном конвента. Казалось, что он летает на крыльях, будто огненный ангел смерти, поражая карающим мечом погрязших в грехе рыцарских слуг. Он ненароком так хватил по голове своим мощным кулаком в железной перчатке моего противника, что тот, рухнув на каменный пол, так больше и не поднялся.
С шестеркой тевтонов мы покончили довольно быстро, но лестница уже ходила ходуном под ногами тех, кто собирался преградить нам путь к отступлению.
— Пробирайтесь к пороховому погребу! — крикнул Марко, заметивший толстый канат, свисавший из окна башни. — Я все устрою! Роман, за мной!
Как и Марко, я не имел кольчуги, поэтому мы легко спустились по канату на землю сзади башни, где не было врагов.
Я ни о чем не спрашивал переодетого в рясу Марко, полностью доверившись интуиции опытного воина, и только бежал рядом с ним, старясь не отстать. Через минуту мы были у того погреба, где пережидали отъезд рыцарей. Мой товарищ по дороге прихватил факел и предупредил двух русичей, оставшихся сторожить выход из погреба, чтобы они не дали врагам помешать нашей затее. Они тоже не задавали лишних вопросов, а просто достали луки из-за плеч и приготовили колчаны со стрелами. «Да, без луков и стрел эти молодцы даже из дому не выходят, — подумалось мне, — а с этим оружием они непобедимы».
— Скорее! — поторопил меня Марко. — Сейчас мы этим крестовым чертям устроим кромешный ад на Земле.
С этими словами он швырнул факел прямо на бочонки с порохом, а сам, упав на землю, заставил пригнуться и меня.
Такого я еще никогда не видывал. Казалось, из крепостной стены с ужасающим грохотом вылетел огненный дракон, озаривший ярким всполохом полнеба. Огромный кусок крепостной стены откололся и рухнул в ров, практически завалив его совсем.
— По морю, яко посуху… Ну, теперь-то наши вырвутся из крепости, — уверенно произнес Марко, облегченно утирая кровавый пот со лба.
И правда, мимо нас пробежал прихрамывающий Олекса, за ним еще трое бойцов. Двое лучников умело прикрывали их отход, поражая стрелами каждого, кто только осмеливался показаться на расстоянии в сто шагов.
— Пора и нам уходить! — крикнул мне Марко. — Вперед, друже!
Мы вырвались! Мы были свободны. И что самое удивительное, никто из нас серьезно не пострадал в этой схватке!»
(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского.)
Глава 20
РУСЬ. СГОВОР
— А это поможет? — спросил губной староста, уныло теребя длинный ус.
— Почему бы не попробовать, — ответил воевода. — Мы же указом своим немалые деньги предлагаем тем, кто окажет содействие в поимке шайки Романа Окаянного. Да еще пообещаем прощение тем его молодчикам, кто придет к нам сам, в грехах покается…
— Эх, с разбойниками договор держать, право, грешно. С ними только каленым железом вести его можно.
— Где же те, с кем ты железом говорить хочешь? — усмехнулся воевода.
Он взял и стал с любовью разглядывать бумагу со своим указом, зачитанным еще вчера в городе.
— Тоже верно, — согласился губной староста, но в его голосе были нотки недовольства.
В дверь постучали, и в горницу вошел слегка развязный, но не забывающий исправно кланяться и льстиво подлизываться воеводин дьяк Алексашка.
— Воевода, к тебе кабатчик Иосиф просится. Говорит, по делу невиданной важности. А об чем речь держать хочет — не признаётся.
— Ох, — губной староста встал и лениво потянулся. — Пойду-ка я, пожалуй. Знаю я этого прохиндея. Все важные и срочные дела у него, это когда ему медный грош не доплатят. За копейку душу вытрясет, до самого государя дойдет.
— Подожди, мне с ним в одиночку, думаешь, охота говорить? Такой надоедливый. Ежели зазря побеспокоил — устрою я ему такое, чтоб впредь неповадно было…
— Ладно уж, — вздохнул губной староста, усаживаясь на лавку обратно.
— Алексашка, зови Иосифа, — повелел воевода, садясь на свое начальственное, обитое зеленой парчой, кресло.
Кабатчик был весь какой-то взъерошенный и перепуганный. Забежал в помещение приказной избы, молча упал на колени и начал истово бить поклоны.
— Ты чего это? — спросил удивленный воевода. — Встань-ка, не перед алтарем.
— Выслушай, отец родной. И не казни, а милуй…
Хромой Иосиф поднялся, отряхнул латаные-перелатаные штаны. Несмотря на свои богатства, он всегда ходил в старой одежде. И не столько из-за скупости — просто привык вечно прибедняться, а то и вызывать жалость своим затрапезным внешним видом. Внимательный наблюдатель увидел бы, что на хитрой морде стоящего на коленях человека трепета нет и в помине и что он, подобно ярмарочному скомороху, старательно изображает страх и благоговение перед двумя властьпридержащими.
— Ну, говори, чего там, — недовольно произнес воевода.
— Дело важное. Пущай Алексашка выйдет.
— Ты что же, человеку моему не доверяешь? — сурово нахмурился воевода.
— Доверяю, как не доверять. Очень даже людям твоим я доверяю, поэтому даже наливаю им чарку-другую бесплатно. Но уж слишком разговор важный и для лишних ушей не предназначенный.
— Ладно, Алексашка, ну-ка выдь отсюда. Узнаю, что подслушиваешь, все уши оборву — живо башка твоя на огурец станет похожа.