Лихолетье
Шрифт:
– Куражатся. Поутру не натешились, – к крылечку подошел сотник Митяй.
– Коли силы девать некуда, пусть тешатся.
– Пусть. Пусть. Молодые ишшо.
Евпатий мотнул головой.
– Этих троих с утра поставь с кем постарше. Руку держат нетвердо. Скоко времени в дружине, а никак не обучатся.
– Сам с ними встану. Поднатореют.
Не став более смотреть за бойцами, боярин вернулся в избу.
Переведя дух, Андрейка хотел было вскочить на коня. Не годится вою вперед коня в крепостицу бежать. Смеху потом не оберешься. Да вот конь совсем сник. А молодого да бойкого заслужить еще надо. Пришлось снова бежать.
Заметили его издали. Навстречу вышла пара воротных стражников. Один из них – известный весельчак Клим с копной непослушных рыжих волос, выбивающихся изпод шишака [6] , – подхватил коня под уздцы. Все его звали Рябой. Другой – Горюн, меченный шрамом через все чело, – хмуро спросил:
– Эк тебя угораздило. Стряслось чего?
В горле у Андрейки пересохло от долгого бега. Вместо ответа он поперхнулся и закашлялся.
– Да погодь ты. Вишь, как зашелся.
6
Шишак – железный защитный шлем на голову древнерусского воина.
Рябой протянул оплетенную ивовыми прутьями флягу парубку.
Настоянный малиновый квас продрал горло.
– Булгары пожаловали. К боярину Евпатию мне надобно немедля, – прохрипел парубок.
– Идем, – буркнул меченый.
На пороге избы он просунулся в дверь и тихо позвал:
– Игнатий…
Игнатий, стремянный боярина Евпатия, вышел сразу же.
– До боярина тут.
– Погоди. Гляну, не почивает ли боярин. Поздно уже.
Но Евпатий еще не спал. Вышел сам. Обернувшись к Игнатию, бросил:
– Демьяна покличь.
– Да тута я.
Встревоженный ночным шумом, в избу вошел Демьян. Рослый, годами не моложе боярина, он сурово посмотрел на парубка.
Евпатий кивнул:
– Сказывай, чего видел.
– Булгары на Мокше объявились. От Дадонова ручья я сюда поскакал, а Матюша приглядывать остался.
– Булгары ли?
– Они. У Матюши око наметано.
– Много?
– Да не более двух дюжин будет.
Евпатий повернулся к Демьяну:
– Подымай людей.
Расспрашивать дальше боярин не стал. Все было ясно. Булгары, надеясь пройти незамеченными, намеревались, как повелось, напасть на порубежные веси и уйти восвояси с добычей.
Все разошлись. Евпатий открыл волоковое оконце и выглянул на улицу. Погруженная в дремоту крепостица зашевелилась. Слышалось ржание коней. Он затворил окно. Игнатий неподвижно стоял у входа в горницу.
– Крепостица на тебя останется. Митяй со мной пойдет.
Стремянный вздохнул:
– Воля твоя, Евпатий Львович.
– Да не тужи. Пособи лучше бронь надеть.
Сборы были недолгими. И уже вскоре легкоконная полусотня рязанских воев выехала из крепости. Рядом с боярином на свежем коне скакал Андрейка.
…Всадники в островерхих шапках ехали молча. Наказ старшего был суров.
«Летние ночи коротки, а сторожевые заставы рязанского князя наставлены густо, – об этом Санчук помнил хорошо, – надо спешить». Давно он сам не ходил за добычей на другой берег Итиля [7] , но время было женить сына. Став не последним воином, он так и не разбогател, как другие. Ехали сторожко. Проводник вел стороной от дорог, но на этот раз лихим добытчикам не удалось остаться незамеченными. Большое торговое селение Кнечь встретило булгар тишиной. Жители успели разбежаться по окрестным лесам. Когда, окружив селение, всадники с гиканьем устремились к домам, Санчук уже понимал, что добычи не будет и только удача теперь может помочь им уйти обратно. Еле сдерживая разгорячившегося коня, он нашел глазами проводника.
7
Итиль – река Волга.
– Ты говорил, что селение будет богатым и добычи хватит на всех. – Взмах плети заставил проводника испуганно закрыться рукой, но конь Санчука заволновался сильнее, и он опустил плеть. Не всматриваясь в окружающие его недовольные лица, он крикнул:
– Айда, – и устремился прочь из селения, увлекая за собой всех.
Поднимаясь на бугор, Санчук обернулся назад. В отблесках восходящего солнца виднелся белесый столб дыма на недалекой возвышенности.
– У, шайтан, – процедил он сквозь зубы и, нахлестывая коня, пустился догонять остальных.
Как ни была велика тяга к ускользающей добыче, Санчук уводил всех обратно. И лишь к полудню остановил коня. Оглядев своих спутников, обратился к крепкому раскосому булгарину, не отстававшему от его удалого жеребца на своем гнедом весь день:
– Отсюда уходить будем в разные стороны. Одних поведу я, других ты, Асмат.
Несколько всадников повернули коней и быстро скрылись из глаз.
Солнце опускалось за верхушки деревьев, когда Санчук разрешил остановиться на отдых, чтобы под покровом ночи продолжить свой путь.
Погоня
Утренняя дымка, окутавшая лес, начинала рассеиваться, когда полусотня княжеских воев остановилась у высокой неохватной сосны, раскинувшей свои почти высохшие ветви далеко вокруг себя. Сосна стояла особняком. Своим видом она внушала страх. Ни одно молодое деревце не приближалось к этому лесному чудовищу. Андрейка, всю дорогу находившийся рядом с боярином, сложил руки у рта. Негромкий крик лесной птицы раздался в тишине и затих. Неспешно из ближнего молодого сосняка показался верховой.
Матюша, проведший всю ночь без сна, добрался к оговоренному месту недавно. Усталость овладела им, и он едва не заснул, прислонившись к дереву. Зов враз согнал с него дремоту. Цепко вскочив на коня, он выехал на узкую лесную дорогу. Боярин смотрел на него строго:
– Приспал, что ли?
– Самую малость… Умаялся. Слава Богу, не разминулись.
– Чего скажешь?
– Да лиходеи, поди, уже в Кнечи, но я упредить поспел.
– Почем знаешь, что в Кнечи?
– Дело обычное промеж нас. С правильного места огонь да дым далече видать, – лукаво улыбнулся сторож.