Лик Архистратига
Шрифт:
В дацане, куда направлялись двое паломников, по сю пору жили с десяток монахов вместе со своим наставником. Невесть кем построенный в незапамятные времена среди неприступных скал дацан был как бы прибежищем злых горных духов, заселивших эти безлюдные непроходимые места. С тех пор, как горные духи облюбовали Гонгханг, сюда отпала охота появляться даже пастухам, хоть травой здешние пастбища могли похвастаться без излишней скромности.
Что поделать, земным демонам тоже где-то обиталище искать приходится, таков этот мир. Им даже не нужно разрешение Далай-ламы. А легенда о последнем ламе, наставнике оставшихся в живых монахов,
Европеец сам услышал однажды как старый монгол, делая узкие глаза круглыми, даже с небольшим экзальтационным выкатом, рассказывает небылицы. Может быть, страшная байка такой бы и осталась, не поинтересуйся европеец на свою беду историей, наукой, не терпящей никакого сочинительства.
Оказалось, что известная всему миру где-то существующая Шамбала действительно существует то ли на Тибете, то ли в Аркаиме, на юге Рипейских гор, то ли в глубинах Тянь-Шаня в Шомэне или же возле гималайской Лхасы. Мысли по этому поводу высказывались разные, но вот артефактов, к сожалению, было пока маловато.
Кто ж знал, что факты нечаянно попадут в лапы даже не монгола, не китайца, не индуса, а какого-то дикого европейца? Он досконально принялся изучать материалы, в которых оповещалось, что благоволение ламы хранителя тайны многим было желанно. Многие этого добивались, стремились к этому, но сам хранитель не каждому оказывал внимание, не говоря уже о нелюдях с обесцвеченной кожей и жидким умом.
Настоятель гомпа оказался хранителем какой-то древней штуки, сотворённой, конечно же, не здесь, но дающей власть над многими энергиями мира сущих. О таких энергиях людям известно давно со времён Гермеса Трисмегиста и далеко не каждому давался ключ, чтобы открыть заветную дверь, за которой…
Что в том заповедном Зазеркальном царстве находится, доступно ли оно не знал никто, и никто ещё не отваживался открыть заветную дверь. Но каждый человек должен в своей жизни открыть хотя бы одну дверь. Вот каждый и открывал не сообразив ранее, а сможет ли он закрыть эту дверь и управится ли с тем, что ждёт его за легко открывающейся дверью? Может быть, там лежит какой-нибудь простой сувенир?
Завладевший таким сувениром запросто смог бы претендовать, скажем, на трон Государства Российского. Да что там одна страна! Владеющий инфернальной тёмной энергией может запросто обладать всем миром: всеми царствами, всеми людьми! Странами! Землями! Если бы это было не так, никто не стремился бы попасть в дацан к ламаистскому настоятелю. Поэтому жадных до чужого добра и завистливых гостей было хоть отбавляй.
Чаще всего разного рода авантюристы просили ламу посвятить их в религию Бон По. Дескать, только в этой религии и только под руководством настоятеля можно отыскать истину и услышать слово Божье.
Лама никому не отказывал, но часто новообращённые принимали на глазах у всех мученическую смерть. Допустим, трое новообращенных отправились как-то в деревню Карамса-ли и прямо на базарной площади все трое упали, принялись кататься по земле, подвывая, скуля, выкрикивая непонятные слова. Вдруг все они лопнули, как мыльные пузыри, а на обнажившихся кусках мяса стали видны извивающиеся черви.
Ещё раз пастухи встретили парочку новоиспечённых правоверных, готовых пожертвовать всеми, кроме себя, на высокогорном пастбище. Эти новые монахи как хищные волки набросились на стадо овец и принялись рвать животных зубами. А когда один из пастухов замахнулся дубиной на перемазанного кровью хищника, в образе человека, оборотни набросились на него и также загрызли.
Остальные пастухи, видя кровавую бойню, тут же пустились наутёк, бросив стадо — своя чуба ближе к телу. Им удалось спастись, но потом, ни стада, ни кровожадных вампиров больше никто не видел.
Люди стали бояться этого места. В гомпа ещё стекались паломники, только дацан уже все обходили стороной. Народная память никогда не умирает, и кто-то из пастухов вспомнил, что прибежище горных духов в древности звалось Друк Юл — королевство драконов грома. Поэтому злые духи и выбрали это место, ведь на земле у всех должно быть своё место и никогда болотные лягушки не смогут жить в чистой горной воде, где только форель можно увидеть, не двигающуюся с места под напором холодной струи, и только иногда слегка поводя плавниками, рыба выравнивала своё водостояние. Вот так и духи выбирали себе на нелюдимом Тибете монастырь Друк Юл. Видимо это место лучше всех подходило духам для земной обители.
Может быть поэтому, может, ещё почему, только дацан покинули почти все служители жёлтой веры, лишь последний лама, как злой дух-хранитель бродил по осиротевшей опустевшей обители в сопровождении таких же, как он, проклятых Богом, не принимаемых землёй, гонимых отовсюду, но продолжающих жить на белом свете.
Иногда лама появлялся на стене дацана в обычной бордово-оранжевой монашеской одежде и долго стоял так, выкрикивая в пространство то ли заклинания, то ли слова странных никому не понятных молитв. Потом где-то за стеной, оставшиеся в живых монахи принимались стучать в тамбурины и дуть в турьи рога. Музыка при этом получалась чудовищная, адская, одним словом.
Поэтому пастухи перестали гонять стада на здешние тучные и плодоносные пастбища, да и охотники обходили этот край стороной, дабы не увидеть ненароком страшного места и его жутких обитателей, продавших душу горным духам.
Много с той поры воды утекло, но люди уверяют, что ни последний лама, ни монахи до сих пор не умерли, потому что не обзавелись наследником — никто не хочет принять власть и титул хранителя зла. Вот они и ждут, что появится преемник и освободит их от вечного проклятия.
Ароматный запах горячего чая поднимался над котелком, действительно располагая к откровенности и европеец, стараясь придать голосу чувствительную гамму яко бы доверительных отношений, задал ещё один на первый взгляд ничего не значащий вопрос:
— А кто наложил на тебя епитимью, послушание или она у вас кармой, по-моему, называется?
Он почти не надеялся, что шерп отзовётся, тем более, молчание китайца было обычным его состоянием. К тому же белый знал: исключительно все азиаты, ну, или почти все, с нескрываемым презрением относятся к остальному населению планеты, считая их полулюдьми. Европеец почти угадал, потому как острый взгляд, брошенный китайцем, выдал его с головой. Но, быстро овладев собой, шерп опустил глаза и всё-таки пробормотал: