Лик над пропастью
Шрифт:
— Я его знаю! Мартирий Павлович — премилый человек! — радостно проговорил диакон. — Увлекается археологией. Вместе с господином Прозрителевым он участвовал в раскопках древнего захоронения в Мещанском лесу.
— Вот и прекрасно! Итак, господа, встречаемся завтра в семь на Лермонтовской, в доме Кавказского горного общества. Оттуда и отправимся. Я приобрел все необходимое.
— Галактион Нифонтонович, я бы тоже хотел внести свою лепту, — доставая портмоне, проговорил адвокат.
— Не извольте беспокоиться, Клим Пантелеевич! Я обещал владыке, что все затраты возьму на себя.
— Но может быть, все-таки я могу…
— Нет, нет и еще раз нет! — наотрез отказался Кампус.
— Что ж, вам решать.
Геолог щелкнул
— Боже милостивый! Уже девять! С вашего позволения, господа, я откланяюсь. Совершенно ничего не успеваю.
— И нам пора, — вставая, проговорил Ардашев. — Надобно хорошо выспаться.
Подхватив трость, горный инженер заторопился к выходу, а присяжный поверенный с диаконом направились к лифтам.
21
Дневник учителя
«Четверг,10 октября
Все уже спят, но я зажег свечу и решил описать первый день нашего путешествия. Начну обо всем по порядку.
К месту сбора я приехал раньше, чем проснулось солнце. Оказалось, что Кавказское горное общество занимало наружный флигель Лермонтовской усадьбы. Точнее, одну из трех комнат; остальные две делили между собой магазин спортивных принадлежностей и горный музей.
У самого входа стояло довольно интересное авто: десятиместный трипл-фаэтон «Protos» немецкой фирмы «Симес-Шуккерт». Его chauffeur объяснил мне, что машина оснащена спортивным шестицилиндровым двигателем. Автомобиль специально для нас заказал господин Кампус — добрейшей души человек. Вообще-то о нашем благодетеле следовало бы рассказать подробнее. Он позаботился буквально о каждой мелочи и даже об одежде. Мы экипировались так, как будто шли не в верховье Зеленчука, а собрались покорять Эльбрус. Бурки, теплые сапоги, шерстяные фуфайки, непромокаемые прорезиненные плащи, фотографический аппарат с пластинками, альпенштоки, термометр, барометр-высотомер, два походных чайника с внутренними отделениями для горячих углей, три фунта древесного спирта, а о провизии и говорить не приходится. Как потом выяснилось, наш багаж весил целых семь пудов!
Остановлюсь и на остальных членах нашей экспедиции. Кроме г-на Кампуса, есть еще штейгер Артемий. Сухощавый, с окладистой, но аккуратно подстриженной бородой. Он будто адъютант у Галактиона Нифонтоновича. Большей частью молчит. На нем лежат все хлопоты по сборам. От Кавказского горного общества с нами в экспедиции три его действительных члена: Рудольф Францевич Костка — титулярный советник, служит в Городской управе Пятигорска, Лев Николаевич Жидяев — коллежский асессор, секретарь Управления Пятигорского отдела, и фотограф Мокин. У него собственное ателье. Виссарион Аркадьевич собирается снимать здешние виды с тем, чтобы потом выпустить открытые письма с местными пейзажами.
К моему удивлению, Кавказское горное общество, как это ни обидно нам, русским, основал иностранец швейцарского происхождения по фамилии Лейцингер. Сказывают, ему так понравились наши края, что он тут и поселился. И даже построил шоколадную фабрику. Оно и понятно: куда же швейцарцу без шоколада? Для Вод этот «варяг» сделал много хорошего и почти все — бескорыстно. Все, говорят, пытался переделать Россию на западный манер. И, как ни странно, это ему удавалось. А вот у нас, у русских, это почему-то не получается. Наверное, вся беда в том, что мы толком не ведаем, как там у них в Европе жизнь устроена. Вот и пытаемся выстроить дом, а как он должен выглядеть, не знаем. А Лейцингер знал. Он скончался три года назад.
Не могу не упомянуть о неразлучной ставропольской парочке: утонченный сибарит Ардашев и смахивающий на крестьянина дьякон Кирилл. Вместе они смотрятся весьма забавно.
А что творилось на следующий день после того, как присяжные оправдали Маевского! И «Северокавказский край», и «Ставропольские губернские ведомости» — все печатали его выступление в прениях. Газеты были нарасхват. Тиражи увеличились вдвое. И такое случается после каждого его процесса. Если так дело пойдет и дальше, то и «Ставропольские епархиальные ведомости» начнут ему каноны петь. Вот сраму-то будет! На всю митрополию опозорятся!
Однако довольно о нем. Хоть и красивая птица павлин, да проку от нее мало. Продолжу рассказ о первом дне путешествий. Прямо из Пятигорска мы двинулись в сторону Баталпашинска. Ехать на автомобиле с открытым верхом — чистое удовольствие. Вокруг открывались пейзажи, достойные кисти художника. Машук и Бештау остались позади. Дорога была шоссирована, но ночью прошел дождь, и двадцатисильному мотору в некоторых местах приходилось изрядно попыхтеть, но ничего, выдюжил.
Первую остановку мы сделали в станице Суворовской. Местная ребятня окружила нас, обступив немецкий чудо-автомобиль. Старики смотрели издали и лишь покачивали головами. Оказывается, эту станицу основали казаки Хоперского полка, переселенные из Ставропольской крепости в 1825 году. Тогда она называлась Карантинная, поскольку служила санитарным пропускником. Но через десять лет, идя навстречу просьбам местных жителей, Государь Николай I переименовал ее в честь великого полководца, который, как уверяют, останавливался в этих краях. Здесь протекают четыре реки: Кума, Дарья, Тамлык и Гаркуша. В окрестностях имеются залежи термальных вод.
Вскоре наш chauffeur покрутил ручку стартера, и мы тронулись в путь. Примерно через полтора часа показалась зеркальная гладь Баталпашинского озера. Мой сосед, г-н Жидяев, рассказал, что в этом соленом водоеме добывают Глауберову соль — известное слабительное средство.
Как-то незаметно выросли Сычевы горы и закрыли собою горизонт. Их высота не достигает и 3000 футов. Это самая северная и самая низкая гряда предгорий Большого Кавказа. Там на покатых склонах летом пасется скот, а южные отроги не столь приветливы: круты и обрывисты.