Лик
Шрифт:
— Думай, как хочешь. Просто в следующий раз листай ленту осторожнее, ведь вдруг когда-либо ты увидишь фото своей коллекции полосатых носков, — мог бы сказать я. Конечно, не сказал, потому что пока мне была дорога моя жизнь.
— Ты сначала от своих странностей избавься, а потом говори, — бросил я вслед и пошёл прочь. Наверняка, эта кучка так и осталась стоять на месте, не понимая, что произошло, ведь «странности» — это не «носки». Тут головой надо поразмышлять, о чём же я говорил. Но чем быстрее я покидал место, на котором сейчас происходил этот разговор, тем легче мне становилось. Я успел пройти уже несколько
— Стой, Вестер, — попытался я схватить приятеля за локоть, когда он готов был скрыться за поворотом. Он отошёл от компании раньше меня, стараясь не ввязываться в ссоры, а я норовил поймать его и поговорить.
— Флеминг, — на развороте сказал он, отдёргивая руку, будто от чего-то неприятного. — Давай не устраивать драму, окей? — продолжил он с пронизывающим взглядом. — Ты носишься за мной, как парень за девчонкой. Просто отстань от меня.
— Я же тебе уже говорил, что это видео отправил не я, — сквозь зубы процедил я. Вокруг было слишком много людей, чтобы, как сказал Вестер, устраивать драму. И всё же я старался держать эмоции в себе.
— Не испытывай меня, прошу, — повторил тем же безжизненным тоном он.
— Как скажешь, — я пожал плечами и коротко взметнул брови в знак моего равнодушия. Пусть думает, что мне всё равно. И Вестер подумал, ушёл, просто оставил меня позади. Вокруг сновали люди из стороны в сторону: болтали возле шкафчиков, заливались смехом у подоконников, обсуждали свежие фотки из Instagram возле стены, а я стремительно покинул здание школы. Просто взял куртку, рюкзак и ушёл, стараясь не встречаться взглядом с Эдди, который все ещё стоял возле шкафчиков и смеялся со своими друзьями. Пытался я не думать о Вестере и Клео, потому что всё произошло настолько быстро и запутанно, что у меня не было сил в чём-либо разбираться. И я уже давно не понимал происходящего, всего лишь принимая его как должное. Наказание ли это было за что-то, я не знал, но зато было уверен в том, что не так всё должно было складываться. Пожалуй, не так странно и непонятно.
Я хмыкнул.
Дождь прекратился, вновь оставив после себя лишь намёки в виде глубоких серых луж, влажного воздуха, освежавшего лёгкие, и разноцветного моста под самыми облаками. Лучи солнца искрились в воде на асфальте, рождали краски вокруг, сушили улицу, пусть и медленно, почти незаметно. Я, как обычно, перепрыгивал через лужи, старался не угодить в грязь и не попасть под очередной велосипед. Или, может, сегодня мне этого хотелось?
Дождавшись автобуса, я набрал один очень важный телефонный номер и поднялся в салон по металлическим ступеням.
— Здравствуйте. Джейн, это вы? Вам Флеминг звонит, друг… Саванны, — сказал я, сев у заляпанного окна.
— Флеминг? О, я так рада тебя слышать, — послышались тихие-претихие всхлипы. Она старалась их скрыть, как могла. У меня в носу засвербило.
— Да, я тоже рад вас слышать. Как вы?
— Неважно, Флеминг, совсем неважно. Нам вчера звонили, и сказали, что пока нет никаких улик. Всю комнату перевернули, но ничего значимого не нашли.
У меня внутри всё похолодело. Я не мог представить того, что так легко весь чердак снесли в пух и прах. Образно, конечно, но… как же статуэтки, чай? Чёрт.
— Неужели они не могут ничего найти? Отследить её? Найти отпечатки пальцев, я не знаю. Это же полиция, — зачастил я, ощутив, как
— Я не знаю. Я почти на коленях просила у них хоть какого-то ответа по поводу этой ситуации. Мне ничем не помогли, — сказала Джейн, заплакав отчётливее. Поборов себя, она сумела с меньшим волнением в голосе спросить. — Флеминг, милый, а ты что-то хотел или просто так звонишь?
— Просто так и одновременно хотел спросить номер одного человека. Можно?
— Для тебя, Флеминг, всё можно. Чей?
***
Под мышкой я держал грампластинку группы «Theaudience», инди-группы девяностых годов — пластинки были не такими уж и старыми по сравнению с теми, что лежали у меня дома, которые были от семидесятых и шестидесятых. Конкретно эту я приобрел совсем недавно у семьи неподалёку от моего дома, которая переезжала и устроила недорогой аукцион на все свои старые вещи. В тот день я приобрел пластинку за пять фунтов стерлингов и мог радоваться удачной сделке. Конечно, я так и поступил: вернулся домой и сел за прослушивание песен. Их было всего четыре, но я перематывал их из раза в раз, наслаждаясь музыкой и думая о своём. В этот же раз я пришёл её отдать на некоторое время, хотя и боялся, что потом мне её не вернут. Но надо же надеяться на лучшее, в конце концов. К тому же, я обещал занести диск, а сам принёс пластинку.
— О, привет, — усмехнулся Мик и чуть приподнял тёмные брови, когда открыл входную дверь и увидел меня на пороге. — Заходи, — указал он мне рукой, на что я отрицательно покачал головой.
— Привет. Это тебе, как ты и хотел, — я протянул ему пластинку и подождал, пока он с немым восхищением осматривал её вдоль и поперек, крутя в руках. Его широкие ноздри раздувались, а неестественной голубизны глаза пробегали по каждому сантиметру пластинки. Было такое ощущение, что он не мог поверить в происходящее и с трудом дышал.
— Спасибо, чувак, — наконец, оторвавшись, он пожал мне с чувством руку.
— Обращайся, — я улыбнулся. — Как жизнь, кстати? — невзначай спросил я, облокачиваясь локтём о стену и подпирая этой рукой щёку. Я старался выглядеть естественно и непримечательно, но по непонимающему взгляду Мика было ясно, что я что-то делал не так. Я прекратил так стоять и, кашлянув, встал ровной травинкой в безветренную погоду. Как назло, мне в спину подул холодный воздух.
— Живу вроде, а что?
— Ничего, просто спрашиваю, — я снова улыбнулся одними уголками губ, в то же время стараясь заставить Мика хоть что-то сказать, смотря на него чуть настороженно.
— Поня-ятно, — протянул он, чуть хмурясь. — Ты, это, точно не хочешь зайти?
— А давай, — я проскользнул внутрь, едва не задев Мика, и ждал приглашения в какую-либо из комнат. Судя по тишине вокруг и жуткому беспорядку в раковине на кухне, которую я первым делом увидел со стороны, как зашёл, парень жил один. Дом был совершенно непримечательным, я бы даже сказал пустым и тихим. Быть может, Мик и вовсе снимал его, потому что мебель была старая, потасканная, а обои в двух-трёх местах и вовсе отходили от сырых стен. Конечно, тут были огромные окна, пускавшие несметное количество солнечного света. Возле кресла на кухне лежали две-три перевернутых банки из-под пива, а на самом кресле покоилась пачка из-под чипсов, уже изрядно смятая.