Ликвидация. Книга первая
Шрифт:
— По положению все офицеры по убытию домой сдают табельное оружие. А бандиты вооружены, и зачастую…
— Отменить! — перебил Жуков. — Приказом по округу! Всем офицерам, живущим вне расположения гарнизона, табельное оружие не сдавать!.. Семочкин, запиши, — обернулся он к адъютанту.
— Виноват, товарищ Маршал Советского Союза, — встрял Омельянчук. — Но были случаи, когда подвыпившие офицеры…
— Если офицер выпьет и начнет трясти оружием, он у меня для начала сядет голым задом на бетон! А потом вылетит из армии без пенсии к чертовой матери! — рявкнул Жуков. — А
Присутствующие сдержанно посмеялись.
— Какие будут предложения? — оборвал веселье маршал.
С места поднялся первый секретарь горкома Кумо-ватов:
— Я уже несколько раз предлагал товарищу Омельянчуку арестовать всех авторитетных воров города. Обезглавить преступность и взять их, так сказать, в заложники… Сделать это просто, потому что все уголовные авторитеты хорошо известны руководству УГРО. Но товарищ Омельянчук отказывается.
— Взять разом — это хорошо, — кивнул Жуков и повернулся к Омельянчуку: — Почему не сделано?
— Так как?.. — растерянно выпалил тот.
— Как взять разом? Придумай! На что тебе голова?.. Главное — внезапность!..
— Нет, а за шо ж я их буду сажать? — У Омельянчука от растерянности пропал даже трепет перед Жуковым.
— «За шо»? — передразнил Маршал Победы. — За яйца!..
По кабинету снова прокатился верноподданнический смешок. Гоцман, глядя на бледного как полотно Омельянчука, вновь ощутил то самое, жуткое возле сердца… Не вовремя… Он глубоко вдохнул, задержал дыхание.
—А это кто еще глаза пучит? — как во сне услышал он пренебрежительный голос Жукова. — Что — жарко? Ты кто?
Гоцмана словно подбросило с места невидимой пружимой.
— Начальник отдела УГРО по борьбе с бандитизмом подполковник милиции Гоцман.
Что-то мелькнуло в глазах Жукова. Он узнал человека, который вернул ему украденные с руки часы.
— А-а… — неопределенно протянул командующий. — А что ты думаешь, подполковник, о предложении первого секретаря горкома?
Гоцман вздохнул, опустил глаза на красную скатерть, которой был покрыт стол для совещаний. Руки городского прокурора выбивали на столешнице нервный танец. Гоцман решительно ответил:
— Согласен с товарищем Омельянчуком… Будет за шо — посадим. Как положено по закону.
— Разрешите, товарищ Маршал Советского Союза? — донесся с дальнего конца стола голос майора МГБ Максименко. — Хочу доложить, что вчера товарищ подполковник обещал расстрелять бандита без суда и следствия. А теперь вот… защищает социалистическую законность.
— Это что за история? — нахмурился Жуков.
— Виноват, — не спрятал глаз Гоцман. — Надо было надавить… Как-то само сорвалось.
— Надавил?
— Так точно.
— Результат был?
— Так точно.
— Во-от! — удовлетворенно заключил командующий. — Надавил — и есть результат! Мне результат нужен, подполковник! Надо расстрелять десяток-другой бандитов — стреляй! Но порядок обеспечь! — Лицо Жукова покрылось багровыми пятнами, подбородок угрожающе выпятился.— Мне нужен порядок! И он будет!.. Чем думаешь накрыть авторитетов? — оборвал
— Никак, — негромко ответил тот. — Нельзя их брать, товарищ Маршал Советского Союза. Только людей разозлим… Будет закон — будет и порядок. А так такой геволт получим…
— Отставить треп! — угрожающе рявкнул маршал. — Я спрашиваю, как — будете — брать?
— Товарищ Маршал Советского Союза! Та те же ж немцы и стреляли, и в печах сжигали, а шо получили?..
Брови Жукова подпрыгнули вверх. Присутствующие в ужасе замерли.
— Ты что, подполковник, охренел?! — клокочущим от ярости голосом произнес маршал. — Ты меня… с немцами сравниваешь?!
— Никак нет, товарищ Маршал Советского Союза. Это ж я для примера…
— Для примера?! А ну, для примера, пошел вон отсюда…
Под бешеным взглядом Жукова и оторопелыми остальных Гоцман четким строевым шагом покинул помещение. Командующий извлек из кармана платок, вытер вспотевший лоб.
— Как взять авторитетных воров разом — всем думать, — произнес он, обводя кабинет взглядом. — Времени даю — до утра. Свободны…
Переодеваться в управлении Гоцман не стал, сразу поехал домой. Шальной трамвай, непонятно с чего задержавшийся на линии, со скрипом и скрежетом вез его сквозь позднюю ночь, и немногочисленные пассажиры не рисковали заговорить с уважаемым Давидом Марковичем или спросить, как у него дела. Во-первых, он был не в пиджаке, галифе и кепочке, как обычно, а в красивой белой форме с орденскими планками и белой фуражечке, а во-вторых, под глазами у Гоцмана было как углем намазано. Он стоял на задней площадке, отвернувшись к окну, и тяжело, нехорошо дышал.
Машину, ждавшую его у арки родного двора, он узнал сразу. Это был обычный крытый фургон на базе полуторки. В Одессе их называли почему-то «Соньками-Дримбами». На борту этой «Соньки» было крупно, красиво написано «Рыба». Гоцман даже улыбнулся про себя, ведь рыбу возят в цистернах, а не в фургонах. И еще подумал, что до войны «Соньки-Дримбы» были поскромнее, серого или черного цвета, а сейчас их начали красить ярко, зазывно, а у этой так и вовсе нарисовали сбоку подобие сома с большими усами. Наверное, потому, что война окончилась, а следовательно, жить стало лучше и веселее, и такие грузовики должны вызывать у граждан чувство бодрости и душевного подъема.
Ярко вспыхнули фары, слепя Гоцмана. Он непроизвольно поднял руку, загораживая лицо от света.
— Давид Маркович Гоцман? — официально осведомился вышедший из кабины полуторки майор МГБ Максименко. — Прошу проехать с нами…
Глава тринадцатая
Несмотря на глубокую ночь, коридоры следственной тюрьмы УМГБ по Одесской области жили насыщенной жизнью. То и дело в сопровождении конвоиров проходили арестованные, с непроницаемыми, замкнутыми лицами, пробегали озабоченные офицеры с папками в руках. Мощные электрические лампы, забранные, как и все здесь, решетками, освещали все неестественным, жестким светом. Тяжело захлопывались за людьми металлические двери. И этот стальной гул долго висел в воздухе…