Ликвидатор
Шрифт:
— Удивительно, что вы вообще стали британским агентом, — сказала Марита. — Нет другого такого места, кроме британской разведки, где бы заправляли важные господа в котелках и штабные шишки.
— Я никогда и не был британским агентом. Просто большую часть жизни правительство Великобритании платит мне зарплату, только и всего. Все дело в том, под каким углом на это смотреть. Рэйвенспур был агентом. Когда в 1939 году он начал свои разъезды, ему потребовался человек, которому он мог бы доверять, и он привлек меня. Я был его денщиком в Индии в начале тридцатых, и он знал, что на меня можно положиться. Я работал с ним и для него. Можно сказать, был его подмастерьем. Еще до окончания войны я стоял уже значительно выше его. Его жизнь принадлежала мне задолго до того понедельника. Но хранить ее было просто подарком судьбы. Он всецело доверял мне, когда я был его помощником,
Когда в 1946-м я решил уйти в отставку, он был вне себя. Но вы знаете, Костич, я все-таки ушел. Я ушел в отставку. Купил лицензию и стал владельцем паба в Харроу. Совсем другое дело Рэйвенспур. Понимаете, когда немцы сдались, в правительстве решили, что ему лучше всего продолжить свои разъезды, как и в войну. Одно из немногих разумных или практичных решений правительства, хотя, по-моему, и младенцу тогда было ясно, что основная борьба только начинается. И Рэйвенспур стал самой подходящей кандидатурой, чтобы возглавить эту переродившуюся организацию. Он знал о ремесле все, что только можно было знать. Конечно, он хромал, но мог учить других. Они послали его на Джерси, дав задание навербовать группу. Эта группа знала бы только его и подчинялась бы только ему. Он должен был стать их единственным связующим звеном с властями. Но вы знаете, как происходят такие вещи, Костич. Конечно же, такая работа требует огромной честности, предельной преданности стране и своему долгу. Практически это по плечу лишь уникальному человеку. И Рэйвенспур был таким человеком. Он выполнял свою работу великолепно. Он сделал Кэннинга казначеем и подложным руководителем организации, нашел Джона Балвера для той работы, которую прежде выполнял сам, и устроил его на верфь для прикрытия. Балвер, как и Джонас, всегда думал, что настоящим главой организации является Кэннинг.
Приказы спускались сверху к Рэйвенспуру, он передавал их Кэннингу, а тот, с нужными суммами, передавал их Балверу. Тогда, конечно, все было по-другому. Балвер хорошо исполнял свою работу, но Рэйвенспур никогда не наделял своих подчиненных большими полномочиями. Он во все вникал лично, подробно расписывал, что Балверу нужно делать, по какому пути следовать, какой метод использовать, все до мельчайших подробностей.
Это была удивительная система, потому что, если бы Балвер или Кэннинг совершили промах, их можно было бы отбросить и заменить без всякой опасности или ущерба для всей группы. Единственным слабым звеном организации была верхушка. Я думаю, что все эти снобы из элитарных школ, Сандхерста и так далее, так вот, все в правительстве чувствовали, что в Рэйвенспуре усомниться невозможно. В том, что касалось безопасности, это действительно было так. Но они забыли, что Рэйвенспур всего лишь человек, а люди могут измениться. Эта пуля в его бедре отразилась, скорее, на его голове. Единственным, кто знал об этом, был я, потому что только мне на целом свете он абсолютно доверял. Господи, как грустно видеть, как храбрый человек начинает бояться. Не чего-то конкретного. Просто бояться. Того, что дела пойдут не так, как произошло в ту гамбургскую ночь.
— Я знала, что он боится, — мягко сказала Марита.
— Полагаю, живя с ним под одной крышей, пусть даже и месяц, вы не могли не заметить этого. Но вы видите, к каким неприятным затруднениям это привело. Он чувствовал, что уже не способен осуществлять детальное планирование, необходимое для поддержания успеха организации. Очевидно, перед ним было только два пути. Один — выход на пенсию и замещение себя либо Кэннингом, либо Балвером. Используя его собственные слова, на это можно было бы только воскликнуть: «Боже, ну и выбор!» Оба они были хорошими исполнителями, но не более.
Другим выходом было бы сохранить номинальный контроль, но стратегическую часть передать одному из тех, кто мог бы ее осуществлять лучше, чем он сам, даже если у него и не было опыта. Он пришел ко мне, чтобы уговорить вернуться. Это было не сложно. Я не создан для того, чтобы стоять за стойкой бара и улыбаться посетителям. Рэйвенспур велел Кэннингу устроить меня на верфь к Балверу, снабдив его досье обо мне. Я должен был стать помощником Балвера при возникновении трудностей. Внешне ничего не изменилось. Рэйвенспур продолжал работать со всеми документами. Он по-прежнему получал инструкции сверху, только теперь они передавались мне, и уже я разрабатывал маршрут. У нас была система в системе, и я был ключевой фигурой. Прошло совсем немного времени, как я придумал небольшой эксперимент. Я отослал Балвера на мое собственное задание. Я выбрал наобум кого-то из Канады.
В то время я еще не понимал, как нам повезло. Джонас был в два раза лучше Балвера. Он был настолько хорош, что я стал не нужен. Когда я понял, на что он способен, перестал беспокоиться о детально расписанных планах и позволил ему действовать по собственному усмотрению. Я называл Кэннингу имя, а Джонас уже делал все остальное. Если бы Рэйвенспур знал об этом! Но единственным, о ком он беспокоился, был он сам. Он постоянно искал способы дальнейшего усиления организации, уменьшения вероятности ошибок. В конце концов, он решил, что является, возможно, самым слабым звеном в цепи, и пришел к выводу, что для всех будет лучше, если он устранится и станет передавать приказания мне не глядя. На самом деле я и так управлял всем уже пять лет.
Он продал свое имущество на Джерси, переехал на Гернси и стал простым связным, и номинально, и фактически. Это было мне на руку. Я мог отдавать какие угодно приказания без малейшего риска быть разоблаченным и, поскольку на меня работал Джонас, чувствовал, что можно развернуться. Я не мог бы торговаться с правительством, не выдав себя; они думали, что все еще имеют дело с Рэйвенспуром, и в любом случае для них мы были только одним из отделов. Но я решил, что смогу продать услуги организации за границу за очень неплохие деньги. Признаю, что был в то время чересчур амбициозен. Поначалу мне это не нравилось. Деньги были хорошими, но появился контроль. Они хотели быть в курсе дел. Особенно в том, что касалось Джонаса. Они очень внимательно изучили его и дали ему как раз то, что он хотел, и он заглотнул наживку целиком. Но должен признать, она действительно милашка, а, Джонас?
Уайлд пожирал Стерна глазами. Чувства, которые он испытывал, были столь сильны, что ему казалось, он сможет порвать свои путы одним усилием, но бесполезное напряжение только ослабило бы его еще больше.
Стерн улыбнулся:
— А затем им потребовалось пробное убийство американского агента в Гайане как доказательство моей состоятельности. Что ж, это тоже было не трудно. Но чего они действительно хотели, так это взять организацию под свой контроль и поставить своих людей в самое сердце британской разведки. У меня просто дыхание от этого перехватило, и все же, как и все грандиозные замыслы, это было до смешного просто, учитывая мое содействие (вспомните о положении, которое я занимал в организации).
— И вы пошли на это, — сказала Марита.
Стерн пожал плечами.
— Может быть, Джонас говорил вам, я очень хорошо играю в шахматы. Помимо других полезных вещей, шахматы учат терпению. Если вы совершили ошибку, вряд ли будет разумно тут же начать жертвовать фигуры. Гораздо мудрее быть терпеливым и подождать, пока твой противник не совершит ошибку. Очень мало шахматных партий проходит совсем без ошибок, даже на самом высоком уровне.
— По-моему, вы дурак, — сказала Марита. — Поставить себя в зависимость от них.
— Подождем и посмотрим. Если вы мудрая женщина, то сможете подождать и посмотреть вместе со мной. Вы все равно мне расскажете то, что я хочу, рано или поздно. Почему не сейчас? Я не хочу знать так уж много. Вас поместили в центре маршрута, чтобы расстроить чьи-то планы. Очевидно, не имея в виду никого конкретного, иначе можно было бы просто устранить его. Из этого я заключаю, что ваш начальник сам находится в некотором неведении.
Вполне очевидно также, что вы работаете не на британское правительство. Во-первых, вы — американка, а во-вторых, они все еще считают, что Питер управляет организацией. Зачем тогда посылать вас? Чтобы Джонас думал, что вы под началам у Кэннинга? Должен сказать, возможно, я недооценивал Кэннинга. Я всегда считал его казначеем организации, не больше. Но теперь, когда я анализирую прошлое, мне кажется, что убийство американского агента или приказы устранить Сталица могли его встревожить. У него появились сомнения. Хотя, поскольку Кэннинг по-прежнему считает, что организацией руководит Рэйвенспур, послать вас жить с ним было равносильно смертному приговору, если бы Рэйвенспур действительно оказался виновен. Итак, я хотел бы знать, на кого вы работаете. Также я хотел бы знать, есть ли у вас там еще такие же, как вы, и где находится это «у вас там». Всего три ответа, Мари, и будущее ваше станет гораздо менее мрачным.