Ликвидаторы

Волков Александр Мелентьевич

Скуляев. О чем?

Шахов (уклончиво). Обо всем понемножку... Впрочем, все это уже так далеко, что иногда мне кажется, что все это происходило не со мной, а с каким-то другим, хорошо знакомым, но посторонним человеком. (Смотрит на Скуляева.) С тобой такое бывает?

Скуляев (медленно, после паузы). Н-нет.

Шахов (тихо смеется). Счастливый человек!.. Впрочем, я тоже. В своем роде, разумеется... С некоторых пор.

Скуляев (обводит взглядом помещение). Кажется, я понимаю...

Шахов (с усмешкой). Понимание приходит с опытом. Сигареты "Davidoff". И... (кивает на бутылку) настойка боярышника!

Подходит Наталья. Достает

из сумочки бумажные салфетки, раскладывает их по столу, ставит перед каждым бокал, рядом кладет вилку. Шахов оживляется, бодро потирает руки, берет бутылку, но, натолкнувшись на настороженные взгляды Натальи и Юрия - сам Шахов сидит между ними, как бы во главе стола, - тут же ставит ее на место.

Шахов (бьет себя по лбу, сокрушенно). Забыл, старый пьяница!.. Ай-ай-ай!..

Скуляев (беспокойно). Что?.. Что такое?..

Шахов (с отчаянием в голосе). Тоник.

Наталья (смотрит на него). Тоник?..

Шахов (безнадежно вздыхает). Да, именно... (Поясняет, глядя ей в глаза.) Не будешь же ты пить семидесятиградусный спирт без тоника?!.

Наталья (с усмешкой). Смотря по какому случаю. По такому - выпью.

Скуляев (подмигивает Шахову). Здесь слабых нет.

Шахов (облегченно вздыхает). Я понял.

Разливает настойку по бокалам, наполняя их примерно на две трети. Все почти синхронно накалывают на вилки огурцы. Шахов встает, держа бокал на уровне подбородка, откашливается, вертит головой, словно собирается сказать длинный торжественный спич. Скуляев и Наталья медленно, как бы невольно подстраиваясь под ритм и состояние хозяина, приподнимаются со своих стульев.

Шахов (коротко, отрывисто). За встречу!.. Поехали!

Скуляев. За встречу!

Наталья. За встречу!

Выпивают. Закусывают. Каждый достает свои сигареты, закуривает. Шахов молча приносит откуда-то из угла плоскую консервную банку из-под сельдей, ставит посреди стола. Пауза. Скуляев достает из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон, записную книжку. Листает. Наталья и Шахов смотрят на него. Скуляев набирает номер.

Скуляев (в трубку). "Багдад"?.. Люся?.. Дай мне Карена на минутку!..

Слушает. Ждет. Шахов вопросительно смотрит на него.

Скуляев (встретившись с ним глазами). Ты чего?..

Шахов (пожимает плечами). Я ничего... А ты?.. (Кивает на трубку.) Дела?..

Скуляев (улыбается). Алаверды!.. (Слушает.) Карен?.. Ужин на троих. По полной программе!.. Я сказал: ужин, а не столик... Да, на дом!.. (Шахову, шепотом, прикрыв трубку ладонью.) Адрес?..

Шахов (он все понял, насмешливо). Мытнинская, двенадцать. Нежилой дом. Второй двор. Кричать или свистеть два раза...

Скуляев (в трубку). Мытнинская, двенадцать... Нет, в квартиру не надо... Через полчаса жду возле арки... (Смотрит на стол.) Чуть не забыл: посуда, полный комплект... Ты меня понял, да?.. Вот и прекрасно.

Убирает трубку в карман. Пауза. Часы бьют половину.

Картина вторая

Те же лица. Та же обстановка. Стол накрыт по "полной программе". Есть даже бутылка шампанского в ведерке со льдом. Потрескивает печка. Тепло, почти жарко. Шахов успел переодеться. Теперь на нем темный однобортный пиджак с едва приметной золотой искрой, светлая кремовая - кофе с молоком - рубашка и широкий малиновый галстук, приколотый к рубашке перламутровой булавкой в золотой оправе. Переодевание как бы преобразило Шахова. Теперь это не бродяга, не помоечник, рыскающий по своему кварталу в поисках мелкого фарта, а владелец своего чердака,

хозяин, устроивший званый ужин для друзей юности. Чувствуется, что в ожидании этого ужина все уже немного выпили, чуть разморил печной жар, и потому все трое впали в несколько блаженное, расслабленное состояние.

Шахов (крутит в пальцах бокал с красным вином, говорит, ни к кому не обращаясь, но понятно, что его речь обращена к Скуляеву). По восточному гороскопу мы с тобой достигли возраста змеи, тринадцать лет, от сорока двух до пятидесяти пяти... Говорят, кризис сорока двух - самый тяжелый: лучшая половина жизни пролетела как сон, а что сделано?.. А ничего, так, ерунда какая-то, мелочь... Надо срочно исправлять положение, приступать к чему-то серьезному, значительному, к чему-то такому, что внесло бы в остаток жизни хоть какой-то высокий смысл, наполнило ее... Книги?.. Но в них надо искать ответы на вопросы, а ты даже не можешь толком задать ни одного существенного вопроса, кроме самых банальных: в чем смысл?.. неужели вот так помру, и через пару недель никто и не вспомнит, разве что на сорок дней соберутся, да и то лишь для того, чтобы напиться водки и потрепаться о всякой чепухе?.. Ты ведь уже бывал на таких сборищах, но тогда там, за чертой, оставался кто-то другой, а теперь это будешь ты - почувствуйте разницу!.. (Смеется сухим смешком, пьет.)

Наталья (меланхолически). И это вся восточная мудрость?.. Скудновато.

Скуляев (мотает головой, говорит с серьезностью чуть подвыпившего человека). Не скажи!.. Просто, да, очень просто, но так и надо смотреть на вещи... Сорок пять еще, разумеется, не старость, но уже какой-то предел, за которым ты уже чего-то не сможешь никогда!.. (Машет рукой в сторону стойки, на которой висят музыкальные инструменты.) Я, может быть, мечтал играть на саксофоне, на флейте, а выучил всего пять блатных аккордов - и все, финиш!.. Мне уже никогда не стать артистом, и я жалею, сокрушаюсь...

Постепенно замолкает, глядя в пространство.

Шахов (оживляясь). А я иногда играю... У метро, даже, бывает, напротив "Европейской"... Народ-то везде по большей части знакомый, не дают с голоду помереть... Становись, говорят, играй. Если, конечно, место есть, заболел кто-то, отдохнуть решил, запил, а тут я! (Смеется.)

Наталья (c несколько наигранным интересом). И хорошо подают?..

Шахов (строго, серьезно). Подают нищим, калекам, а музыкантам платят. Почувствуйте разницу!.. (Вновь беспечно.) Сколько платят?.. По-разному. По погоде, по настроению, по тому, хороший был концерт в Филармонии или так себе, и если ты хочешь заработать, ты должен уметь улавливать такие вещи, знать, когда толпа разлимонится под "Yesterday", когда под "House of a rising sun", а когда полезет по сумочкам и карманам после Чарли Паркера или Глена Миллера...

Скуляев (рассудительно). Уличные музыканты облагораживают городской пейзаж. Как деревья. Монументы. Звучащая подвижная скульптура. Скульптурная группа.

Наталья. Скульптурам не платят.

Шахов. Платят скульпторам.

Скуляев. Резонно.

Пауза.

Шахов (развивает тему). Иное дело, когда играешь один, в переходе между станциями: здесь и одеться надо как следует, и причесаться, в общем, выглядеть... Обыватель сторонится оборванца, грязный оборванный нищий не внушает ему ничего, кроме страха и брезгливости, а его игра представляется такой же ложью и фальшью, как предложение цыганки погадать по линиям руки... (Замолкает, отпивает большой глоток вина.)