Лили.Посвящение в женщину
Шрифт:
Но не успел Павел Ильич докончить фразы, как Да-лецкий со всего размаха залепил ему хлесткую пощечину. Теперь дороги назад уже не было. Такой поступок в приличном обществе смывается только кровью.
Среди находившейся в зале публики произошло смятение. Все повскакивали со своих мест. Раздались громкие крики перепуганных дам. Несколько мужчин бросились разнимать соперников.
Это было как раз кстати, потому что Рогожин мгновенно выхватил из кармана специально припасенный им после инцидента в квартире Лили маленький дамский пистолетик, который теперь всегда носил
Несмотря на игрушечный вид, то была довольно грозная штука. Если человек получал из него пулю, то даже самый искусный хирург не мог извлечь крошечный кусочек свинца из его тела. Несчастный умирал через несколько суток в страшных мучениях от заражения крови и обильного внутреннего кровотечения.
Рогожин направил дуло пистолета в живот певца, но выстрелить не успел. Один из завсегдатаев ресторана точным ударом выбил оружие из рук банкира.
Обезоруженный, Рогожин сразу присмирел и только задыхался от обиды и гнева, глядя на окружавших его людей тупыми, осоловевшими глазами. Левая щека его горела от пощечины, а сердце ныло от бешенства и чувства неудовлетворенного отмщения.
Когда толпа раздвинулась и Рогожин увидел в нескольких шагах от себя самодовольное и торжествующее лицо Далецкого, то зарычал как зверь и снова ринулся к нему.
Но его снова схватили за руки и оттащили от певца. Далецкий чувствовал себя героем и чуть ли не раскланивался перед публикой, весело подмигивая знакомым мужчинам и обворожительно улыбаясь с интересом рассматривающим его дамам. Он и вправду благодаря своей яркой красоте и умению нравиться публике смотрелся героем в конфликте с неумеющим выдерживать подобающую ситуации драматическую позу банкиром.
У Рогожина все чувства были написаны на не слишком красивом лице, и от этого он выглядел весьма непрезентабельно. Впрочем, сейчас банкир меньше всего заботился о собственном героическом образе. Павел Ильич напряженно искал возможность достать жестоко оскорбившего его человека, чтобы наказать его.
И вдруг мысль о поединке молнией сверкнула в голове Рогожина.
— Я вызываю вас на дуэль! — крикнул он Далец-кому.
— Я только этого и хотел! — пренебрежительно ответил тот, пожав плечами.
Опустив глаза от чувства стыда и позора и содрогаясь под устремленными на него со всех сторон взглядами, Рогожин, шатаясь, как пьяный, прошел сквозь длинный, ярко освещенный зал и спустился с лестницы в швейцарскую.
Нагнавший его официант подал ему забытый в зале цилиндр. Рогожин вспомнил, что не заплатил за ужин и вино.
— Сколько с меня? — смущенно спросил он, боясь поднять глаза и увидеть на бритом лице официанта соболезнование или насмешку.
Получив ответ и по-прежнему тупо глядя в пол, Рогожин подал официанту золотой.
— Кликни мою карету, — пробормотал он швейцару и, надев шубу, поспешно вышел к подъезду.
— Карету господину Рогожину! — зычно раздался в ночной тишине голос швейцара.
Шурша резиновыми шинами по грязному асфальту, карета плавно подъехала к подъезду. Швейцар распахнул дверь, усадил Рогожина, и застоявшиеся лошади рванули и понеслись.
XLVII
Рогожин не спал всю ночь. Угнетала и преследовала его мысль не о предстоящей дуэли и возможности быть убитым, а о том, что завтра по всей Москве пойдут толки и сплетни о полученной им публично пощечине. Газеты не упустят случая обстоятельно и подробно изложить скандальное происшествие в хронике городской жизни, — и ему нельзя будет никуда показать глаз.
Общество, как и всегда в подобных случаях, окажется на стороне Далецкого.
Он будет возведен в герои, потому что не побоялся публично закатить пощечину такому сильному и властному человеку, как Рогожин, перед которым, ради его миллионов, большинство унижалось и чуть ли не трепетало. Ведь слабые, приниженные люди всегда радуются и торжествуют, когда оскорблен и принижен сильный и властвующий над ними человек.
«Разве дуэль в состоянии смыть всю ту грязь, которою будет теперь покрыто мое имя? — тоскливо и злобно думал Рогожин. — Эта дуэль только еще более возвеличит Далецкого!»
Ведь что такое есть Далецкий? Букашка! Певец-артист, выступающий за деньги на сценах театров.
В любое время Рогожин мог пригласить его за сто или двести рублей петь у себя в доме для утехи и удовольствия своих гостей. А потом еще вознаградить чаевыми, как лакея или кучера.
И этот певец-фигляр, словно ровню себе, смело и нагло оскорбил его, Рогожина, гордого и властного, стоящего в первом ряду общественных деятелей Москвы! Рогожин всегда глядел на артистов и художников с высоты своего величия. Он глядел так на всех людей, которым можно или нужно было платить деньги, которые принуждены были торговать своим трудом, знаниями и талантами, чтобы существовать на свете.
По искреннему мнению Рогожина, всех этих людей можно было заставить за деньги делать все, в угоду своим капризам и желаниям. Все они находились под властью денег и в зависимости от тех лиц, которые обладают этими деньгами.
Власть денег Рогожин признавал самой ощутимой, самой бесспорной и сильной на свете. Но в данном случае он не знал, как употребить эту власть. Она оказывалась недостаточной и бессильной, чтобы смыть стыд и позор полученного оскорбления и отомстить за него.
Для этого требовалось нечто другое, бессмысленное и нелепое. И это бессмысленное и нелепое была дуэль.
Несмотря на подобное мнение о дуэли, Рогожин обязан прибегнуть к ней, чтобы восстановить свою честь в глазах общества.
Большинство людей, вопреки логике и здравому смыслу, до сих пор все еще смотрят на дуэль как на лучшее и наиболее благородное средство отомстить обидчику и смыть позор оскорбления.
Рогожин хотел тотчас же застрелить Далецкого там, в ресторане. Но ему помешали, потому что считали это убийством, непозволительным и преступным в благоустроенном государстве. И если бы Рогожину удалось тогда застрелить Далецкого, то его судили бы за убийство. Но если он убьет Далецкого на дуэли, то общественное мнение не сочтет это убийством, а, напротив, зачтет ему это в плюс.