Лилии полевые
Шрифт:
Пусть этот небольшой очерк останется в памяти твоей так глубоко, чтобы помнить его на каждый день и уже при воспоминании о нем быть смиреннее, незлобивее, правдивее, честнее. Следи за собой, чтобы по окончании своего земного пути быть достойным чадом Небесного Отца, чтобы наследовать место Вечного покоя, радости, блаженства».
Эти слова можно отнести ко всем притчам, преданиям и воспоминаниям, напечатанным в нашей книге. Все рассказы, какими бы авторами, в каком бы жанре и в каком бы повествовательном времени они ни были написаны, до боли трогают сердце
Люди всегда нуждаются в утешении, и особенно в наше время, когда мы часто терпим различные скорби и тесноты или теряем близких. Это утешение могут дать нам простые, но мудрые рассказы, собранные в середине прошлого века отцом Григорием Пономаревым, «чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих!» (2 Кор. 1, 4).
Ко всему сказанному добавим, что это лишь первый сборник повествований, перепечатанных из архива отца Григория. К изданию готовится еще одна книга поучительных рассказов для чтения в кругу семьи.
О митрофорном протоиерее Григории Александровиче Пономареве, потомственном священнике, можно сказать словами опубликованного в этой книге рассказа «Истинный пастырь Божий»:
«Велика рать Христовых верных служителей!
Бльшая часть их, как пчелки, незаметно для мира трудятся на ниве Господней, но есть и такие, которые, как звезды небесные, ярко сияют благодатию Христовою. Благодарное потомство свято хранит память о таких подвижниках евангельской любви».
Редакция сердечно благодарит всех духовных чад отца Григория, кто откликнулся и помог собрать материалы из архива батюшки для книги «Лилии полевые».
Елена Кибирева, автор-составитель книги.
г. Курган, 2005 год, Крещенский сочельник
Часть I
Восточные сказания, старинные предания, древние легенды, повести, новеллы, притчи
Вифлеемский младенец
Восточное сказание
У городских ворот Вифлеема стоял на часах римский легионер. На голове у него был тяжелый шлем, на боку висел короткий меч, а в руке держал он длинное копье. Весь день легионер стоял почти неподвижно, так что издали его можно было принять за железную статую.
В течение дня жители входили и выходили из ворот, нищие садились под аркой в тени, торговцы зеленью и вином ставили свои корзины и сосуды на землю рядом с воином, а он едва поворачивал голову, чтобы поглядеть на этих людей.
«Здесь не на что глядеть, – как бы говорил его презрительный взгляд. – Что мне до всех вас, занятых работой и торговлей и приходящих сюда с маслом и вином! Я хотел бы видеть войско, готовое ударить по врагу, видеть смятение, шумный беспорядок при схватке конницы с пешим отрядом! Дайте взглянуть мне на храбрецов, поспешно бегущих с осадными лестницами, чтобы забраться на стены вражеского города. Ничего, кроме войны, не может радовать моего глаза. Сверкающий римский орел, блестящее оружие, смятые шлемы, кровавые следы победоносной битвы, – вот от чего радостно бьется солдатское сердце!»
Прямо от городских ворот расстилалось великолепное поле, заросшее лилиями. Легионер стоял здесь каждый день, и взгляд его был направлен как раз на это поле, но ему, конечно, никогда не приходило в голову обратить внимание на необычайную красоту цветов. Порой замечал он, что прохожие останавливались и любовались красотой лилий, и тогда он удивлялся, как могут они тратить время на то, чтобы глядеть на такие ничего не стоящие предметы.
«Вот люди, – думал он, – которые ничего не понимают в прекрасном!» И он равнодушно смотрел на поля и масличные рощи, окружающие Вифлеем, и отдавался любимым мечтам, в которых видел себя в раскаленно-знойной пустыне, под ярким солнцем Ливии, представляя, как легион воинов длинной, ровной линией тянется по желтым пескам.
Нигде нет защиты от зноя, нигде не видно признаков воды, конца-края нет пустыне, ничто не говорит о близости цели, для которой предпринят поход. Видит он, какими неверными шагами подвигаются вперед легионеры, истомленные голодом и жаждой, видит он, как падают они один за другим наземь, словно подкошенные палящим солнцем, и, однако, несмотря на все это, отряд упорно подвигается вперед, не жалуясь, не думая о том, чтобы изменить полководцу и вернуться…
«Вот что прекрасно, глядите на это, – думал воин, – вот что достойно взора храбреца».
Стоя изо дня в день на одном и том же месте на своем посту, легионер имел полную возможность наблюдать прелестных детей, игравших вокруг него. Но с детьми было то же, что и с цветами: дети не привлекали его взгляда, не смягчали его суровости, и он удивлялся тому, что окружающие с радостной улыбкой глядели на детские игры.
«Дивится народ, – усмехался он. – Как много охотников попусту радуются!»
Как-то, стоя на своем обычном посту у городских ворот, легионер увидел мальчика лет трех, прибежавшего поиграть на лугу. Это было бедное дитя, прикрытое лишь овечьей шкуркой и игравшее совсем одиноко. Воин уставился на мальчика и, сам того не замечая, следил за ним. Первое, что бросилось ему в глаза, это то, что мальчик так легко бегал по полю, словно скользил по кончикам трав, но, когда он стал затем играть, легионер пришел в еще большее изумление.
– Клянусь моим мечом, – сказал он, – этот ребенок играет не так, как другие дети; чем это он так забавляется?
Ребенок играл только в нескольких шагах от него, и воину легко было следить за всем, что делал мальчик. И он увидел, что тот протянул ручку, чтобы поймать пчелу, сидевшую на цветке и до того нагруженную цветочной пылью, что она не в силах была улететь.
К великому удивлению воина, пчела не делала попытки подняться с цветка, не жалила ребенка, а охотно далась ему в руки. Крепко держа между пальчиками пчелу, крошка побежал к городской стене, нашел в одной из ее расщелин улей и оставил там пчелку. Затем он поспешил на помощь к другой пчеле, и целый день солдат видел ребенка за этой работой – за помощью пчелам в их усилиях вернуться в улей.