Лилия и шиповник
Шрифт:
— Граф...
— Да, ваше Высочество, — с готовностью подошел к нему граф д’Ориньяк.
— Что-то мне не по себе... Как он нас встретит, этот несчастный мальчик? Ведь именно по нашей вине он сейчас здесь...
— Ваше Высочество, никто не виноват в том, что произошло. Но, если хотите, я могу пройти один.
— Нет-нет, пойдемте, я готов!
Граф открыл перед принцем дверь. А навстречу к ним уже бежал со всех ног седовласый старик в синем балахоне.
— Ваше Высочество! — склонился он в поклоне. — Вы здесь, какая для нас огромная честь!
—
— О, я всего лишь доктор, Имон Сен-Лурье. Чем же я могу быть вам полезен, ваше Высочество?
— Я хотел бы справиться о здоровье мальчика, которого должны были привезти к вам. Он... жив?..
Эти два коротких слова дались юному Генриху с огромным трудом. Он стал бледен, словно полотно.
Доктор, не задумываясь, ответил:
— Да, ваше Высочество. Этого мальчика я лично перевязывал. Закончил буквально перед вашим приездом. У него раздроблена ключица...
— Я хотел бы повидать его.
— Он еще не пришел в сознание. Но вы можете пройти к нему, конечно, ваше Высочество. Он лежит вон там, под аркой.
Принц и граф пошли вслед за доктором по узкому коридору, вдоль тусклых окон. Коридор привел их в большую широкую комнату, в которой умещалось множество деревянных лавок. А на лавках... У принца потемнело в глазах — столько людей, стонущих от боли, страдающих, плачущих, он еще не видел.
Нельзя сказать, что принц рос избалованным и наивным. Он повидал в своей короткой жизни и кровь, и раны, и увечья. Но привыкнуть к этому зрелищу так и не смог.
Между больными сновали красивые юные создания в белых с черным одеяниях, похожие на ангелов. Это были монахини. Они смотрели на принца с таким обожанием, что вконец его смутили.
На бархатных щеках проявился румянец и принц поспешил спросить:
— Где же мальчик?
— Вот, вот он! — спохватился доктор и подвел принца к одной из лавок.
На узкой соломенной подстилке лежал без движения чумазый парнишка. Даже под слоем грязи можно было разглядеть красивые тонкие очертания его лица. Точеные скулы, прямой, с небольшой горбинкой, нос, бледные губы. И закрытые глаза...
«Интересно, какого они цвета?» — невольно подумал принц. А вслух спросил:
— Он поправится?
— Я не могу этого сказать, ваше Высочество. Все в руках Всевышнего. Я лишь делаю все, что в моих скромных силах.
— И все же?
— Если не начнется горячка... А даже если начнется, то как мальчик ее перенесет. Если кости начнут срастаться правильно и без осложнений. Если молодой организм выдержит... В общем, ваше Высочество, слишком много «если».
— Граф... Может, заберем мальчика во дворец?
Граф не успел ответить. Его опередил доктор:
— Я понимаю, ваше Высочество, что придворные врачи более сведущи, чем я. И все же рискну предостеречь — любое передвижение убьет мальчика. Пусть даже на четверть мили. Вот недели через две-три, думаю, он выдержит путешествие в карете.
Принц вынужден был согласиться с этими доводами.
— Я буду навещать его! — решил Генрих, не отводя взгляда от безмятежного лица мальчика. — Возьмите эти деньги и пусть он ни в чем не нуждается!
С этими словами принц отцепил от пояса бархатный кошель и вручил его доктору Сен-Лурье.
— Благодарю вас, ваше Высочество! Ваше благородство не имеет границ. Мы будем заботиться о мальчике и, с Божьей помощью, он вскоре поправится.
Принц присел на постель, не обращая внимания на предостерегающий возглас графа, взял холодную безжизненную ладонь мальчика и слегка сжал ее.
— Спасибо тебе. Я всегда буду помнить, кому я обязан жизнью. Ты скоро поправишься и я возьму тебя во дворец. Выздоравливай!
Губы мальчика чуть дрогнули в улыбке или это просто игра света? Нет, чуда не произошло, мальчик по-прежнему лежал неподвижен.
— Пойдемте, граф... — грустно сказал принц и пошел к выходу, не обернувшись, не сбавляя шаг. Он хотел поскорее вдохнуть свежий весенний воздух, поскорей забыть о ранах и болезнях. — Мы вернемся сюда завтра! А теперь домой. И как можно быстрее!
Глава третья
Едва принц сделал первый шаг и ступил на мраморную лестницу при входе во дворец, он понял, что его намерениям на завтрашний день не суждено сбыться. Дворец гудел, словно растревоженный улей. Фрейлины носились по анфиладам сломя голову, развевая пышными кружевными кринолинами. Пажи перешептывались, затаившись где-нибудь в темном углу за колонной. Слуги гремели подносами в дрожащих руках и лица их были испуганы.
К принцу мгновенно подбежал камердинер и срывающимся голосом сказал:
— Ваше Высочество! Извольте пройти в Тронный зал, вас желает видеть его Величество, король!
— А что случилось? — спросил принц, хотя догадка уже закралась в его душу.
— Извольте пройти, ваше Высочество! — ушел от ответа камердинер и встал в сторонке, склонившись в поклоне.
Генрих пожал плечами и направился в Тронный зал. Граф шагал чуть поодаль, подготавливая оправдательную речь. Он прекрасно сознавал свою вину и надеялся лишь на снисхождение.
Перед принцем распахнули настежь тяжелые резные створки двери и он вошел в зал. Ноги почти не слушались хозяина, а сердце колотилось так бешено, что захватывало дух.
— Подойди, подойди поближе, мой мальчик! — послышалось из глубины зала.
Ласковый, воркующий тон мог околдовать кого угодно, но только не тех, кто близко знал всесильного короля Франции Людовика XI.
Вот и Генрих сразу понял, что отец вне себя от гнева. Мальчик виновато склонил голову и обреченно направился в центр пустынного зала, что ошеломлял своими размерами. Семнадцати высоким арочным окнам, выходящим в сад, отвечали столько же проемов с зеркалами, такими же по форме и размерам, при этом создавалось впечатление безграничной ширины зала. Вся мебель зала, включая кадки для растений, столы, стулья и статуи, была отлита из серебра.