Лилия и шиповник
Шрифт:
В карете сидели четверо. Принцы Генрих и Филипп, Жан-Мишель и старый граф д’Ориньяк. Разговаривать ни о чем не хотелось. Генрих приоткрыл шторку и смотрел на сумеречное небо. Он думал о том, сколько еще опасностей предстоит преодолеть, прежде чем займет трон. Наемные убийцы мерещились ему за каждым встречным деревом, за каждым поворотом. Не отдавая себе отчета, он сжал ладонь Жан-Мишеля и словно живительная энергия полилась в его душу.
Филипп прятал глаза, он не решался посмотреть на брата, чувствуя свою вину. Закипала злость, но не на Генриха, а на тех, кто нагло обманул его. Обещали сохранить брату жизнь,
А граф д’Ориньяк ни о чем не думал. Он дремал, чутко прислушиваясь к любым посторонним звукам, готовый немедленно встать на защиту принцев.
Топот копыт полусотни лошадей, сопровождавший карету, слился в непрерывный ровный шум, напоминавший морской прибой. Карету качало и встряхивало на выбоинах и кочках, что делало ее похожей на каюту какого-нибудь фрегата.
И дети незаметно для себя погрузились в объятия Морфея.
Через пару дней пути, в предместьях Орлеана граф решил, что даже полусотни солдат недостаточно для охраны принцев. В душе он посетовал, что король не дал в три раза больше гвардейцев, но вслух выражать недовольство не стал.
Время было крайне опасное — только-только устоявшийся мир с Англией, постоянные мелкие стычки между сюзеренами, да еще и рыскавшие по всем дорогам банды разбойников, не имевшие ничего общего с благородством Робин Гуда.
Торговцы мясом, тканями, сыром, вином, объединялись в караваны, чтобы доставлять товар из северных провинций к южным портам Марселя и Тулона.
К одному из таких караванов и присоединилась кавалькада с каретой принцев. Такой выход устраивал всех — ни одна собака не подошла бы на расстояние десяти миль к вооруженным до зубов гвардейцам короля и столь же воинственным купцам, увешанным мушкетами и аркебузами.
Дорога заняла почти две недели, со сменой лошадей, отдыхом и ночевками. Лишь к середине мая путешествие закончилось. Караван ушел в портовые доки, а перед путешественниками гостеприимно распахнулись ворота замка.
Шато-Латиньоль оказался выстроен у самого берега моря, на скале, в десяти милях от старинного порта Марсель. А внизу блестело и переливалось лазурное покрывало. Волны тихо накатывали на песок, шептали извечную сказку о неведомых островах и дальних странах.
Генрих вышел из кареты, подставил лицо солнечным лучам и вдохнул полной грудью соленый живительный воздух.
— Ваши Высочества, извольте пройти внутрь. Вам покажут ваши комнаты.
Впрочем, слово «замок» оказалось слишком громким именем для этого здания. Он нимало не походил на мощные неприступные крепости, выстроенные еще во времена крестоносцев. Нет, скорее это был трехэтажный огромный дом с колоннадой, в стиле древнеримского зодчества. Парк выглядел уменьшенной копией своего собрата в Лувре. Такие же круглые лужайки, идеально подстриженные кустарники, фонтан перед входом.
И над всем этим великолепием множество ласточек! Черными стрелами они стремительно проносились в синеве, без устали ловили только им заметных мошек.
Граф распорядился расставить караулы на подходах к замку, чтобы никто не посмел беспокоить принцев во время отдыха.
— Завтрак подан, ваши Высочества, извольте пройти в Обеденный зал, — произнес
Изрядно проголодавшиеся за время пути, мальчишки почти бегом устремились в указанном направлении. Там их встречали двенадцать лакеев в наглаженных ливреях.
Тяжелый круглый стол из красного дерева уже был уставлен множеством всевозможных блюд, самыми изысканными яствами. Серебро блестело в солнечных лучах, золото матово искрилось. Хрусталь бокалов играл солнечными зайчиками. У Жан-Мишеля широко раскрылись глаза, такое изобилие он еще не видал, даже за прошедший месяц жизни во дворце. Ведь к королевскому столу его, естественно, не допускали.
Лакей придвинул к Генриху блюдо, на котором в ароматной подливке дымилось жаркое — бараний бок под винным соусом с трюфелями. Генрих вдохнул потрясающе вкусный запах, прикрыв от удовольствия глаза. Отнял у лакея нож и сам отрезал приглянувшийся кусочек. Отправил в рот, не спеша принялся жевать. Улыбнулся, взял бокал с вином.
Филипп ел со скучным видом, не разбирая ни вкуса, ни цвета, ни запаха — у него совершенно не было аппетита, он лишь утолял голод.
А Жан-Мишель пробовал всего понемногу, стараясь не выказывать любопытства. Хотелось отведать и того, и этого, руки не поспевали за глазами. В присутствии принцев крови мальчик стремился соблюдать максимум приличий, но он совершенно не знал придворный этикет, путал приборы. Рыбным ножом намазал горячую булочку маслом, а сыр разрезал ножиком для овощей.
Лакеи посмеивались за его спиной, но Генрих приподнял бровь и смешки стихли.
На десерт Генрих пожелал ананас с медовым сиропом. Поскреб ложечкой внутри плода и отставил — слишком приторно.
— Знаешь, что это? — спросил он у Жан-Мишеля, указывая на фарфоровую тарелочку с ломтиками белого цвета.
— Да, ваше Высочество. Это рахат-лукум.
— Правильно, — удивился принц. — Откуда ты о нем знаешь?
— Как я рассказывал, я был помощником у булочника. Однажды ему поступил заказ из поместья баронов де Мориньяков. В числе прочих лакомств оказался и рахат-лукум. Вот я тогда его и попробовал, совсем чуть-чуть. Еще там были конфеты из пастилы, и шербет. Очень вкусно, — Жан-Мишель причмокнул языком, вспоминая.
— Ну так не стесняйся, бери, сколько пожелаешь, — Генрих был настроен благожелательно.
— Благодарю, ваше Высочество, — мальчик взял сладкий кусочек пальцами, не заметив протянутые лакеем серебряные щипчики. Чем чуть не погубил несчастного слугу, который и так едва держался на ногах от сдерживаемого смеха.
— Уфф, похоже, я наелся, — сказал Генрих, поднимаясь из-за стола.
Жан-Мишель украдкой сунул в карман горсть разноцветных яблочных леденцов.
— Ваше Высочество, — граф, что также завтракал со всеми вместе, спросил: — чем изволите заняться? Хотите отдохнуть или совершить прогулку по парку?
— Граф, мне хочется поскорей на море! Я ведь был здесь очень давно, прошлым летом. Филипп, пойдешь с нами?
— Нет, Анри, не хочется. Я лучше пойду спать... — Филипп и вправду выглядел не лучшим образом.
— Что-то ты совсем заскучал. Что с тобой происходит, брат, ты не заболел ли?
— Все в порядке, просто немного устал. Слишком трясло в карете. Проводите меня в спальню, — приказал Филипп лакею, что оказался ближе других, и вышел из зала.
— Ну что же, пойдем вдвоем, — сказал Генрих Жан-Мишелю. — Или ты тоже оставишь меня в одиночестве?