Лилия и шиповник
Шрифт:
— Кто дал тебе это задание?
— Я его не знаю...
— Не лги мне! Говори, негодяй! Ну!..
— Клянусь, ваше Высочество, я не знаю его имени! — воскликнул умоляюще несостоявшийся убийца. — Он прибыл сюда за сутки до вас. Он разыскал меня и передал пятьсот луидоров... И пузырек с ядом...
— Где же ты спрятал яд, что его не смогли найти?
— На кухне... В мешке с мукой...
Граф взглядом отправил солдата на кухню. Вернувшись, стражник молча положил на стол перед принцем крошечный стеклянный пузырек с притертой крышкой. Принц
— Ну, хорошо... — устало сказал Генрих. — Как выглядел этот человек? Надеюсь, это ты сможешь вспомнить?
— Я не видел его лица. Мы встретились ночью, в темноте. Он был закутан в черный плащ, а лицо прикрывала шляпа. Я ничего не могу про него рассказать...
— Дьявол тебя возьми! — ругнулся принц, не сдержавшись. — Граф, мне надоело. Отправляйте этого мошенника под конвоем в Париж. Я сейчас напишу отцу письмо обо всем, что здесь произошло. Перо и бумагу!
Подали прибор для письма и Генрих сел к столу. Смел остатки завтрака на пол, положил лист бумаги перед собой...
В зале воцарилась мертвая тишина. Тихо поскрипывало перо; не в силах стоять спокойно, звенели шпорами стражники; принц Филипп отошел к окну и шептал про себя: «Чтобы я еще хоть раз в жизни попробовал этот дурацкий шоколад!..» Жан-Мишель, белый словно сама смерть, так и застыл у стены, не шевелясь.
Только граф д’Ориньяк давно уже взял себя в руки и восхищенно смотрел на Генриха. Так ловко разобраться в преступлении, всего за каких-то два часа! Без длительных допросов, без пыток. Как ловко он провел этого негодяя, подсунув кофейник. Ведь никакого яда в нем не было! Граф принес с кухни точно такой же. Но преступник ведь этого не знал, вот и попался на удочку, словно форель в королевском пруду. Все произошло столь быстро, что никто из слуг так и не понял, чем именно пытались отравить принца. Никто, кроме самого убийцы. Нет, определенно, из Генриха выйдет превосходный король!
Генрих поставил перстнем печать на расплавленный сургуч и передал письмо графу.
— Ваше Высочество... — сказал тот, — полагаю, что нам следует вернуться в столицу. Здесь может оказаться небезопасно.
— Вы правы, граф, — через силу произнес Генрих. — Завтра же утром отправляемся в Париж.
— Брат, поедем сейчас! Мне здесь жутковато... — сказал Филипп.
— Нет, завтра поутру. Я хочу пройти в часовню. Необходимо вознести молитву за спасение. Я пойду один...
Глава десятая
Герцог Ангулемский потрепал за ухом огромного дога. Пес был черен, как смоль, без единого светлого пятнышка. Под стать черному одеянию своего хозяина. Черный бархатный камзол украшала бриллиантовая брошь, но она казалась не роскошью, а большой пуговицей, настолько облик герцога был далек от всяческой мишуры. Это был воин до мозга костей, и мощные ладони так привыкли к рукояти меча, что иногда даже перо выскальзывало, не подчиняясь.
Да и весь кабинет больше напоминал келью — ничего лишнего. Только пылающий камин добавлял немного уюта.
Влиятельный вельможа мнил себя повелителем душ человеческих и светлые тона не гармонировали с этими намерениями.
Извечные претенденты на корону, еще со времен Людовика VI, герцоги Ангулемские так и не смогли сменить правящую династию, хоть очень старались. Только де Гизы могли соперничать с ними в стремлениях занять трон.
Во французской династии Валуа было принято такое деление наследников престола: первый сын — будущий король; второй сын — герцог Анжуйский (владетель провинции Анжу, первый претендент на престол в случае смерти будущего короля); третий сын, герцог Ангулемский, владетель провинции Ангулем, второй претендент на престол.
Но у Людовика пока что было лишь два сына...
Вот и сейчас герцог Гастон Ангулемский, крупный мужчина сорока девяти лет от роду, разыгрывал в уме шахматную партию, в которой Людовику предстоял только проигрыш, а его детям — в лучшем случае мрачное прозябание в заброшенном людьми и Богом монастыре.
Дог глухо зарычал, пробудив хозяина. Кто-то еле слышно поскребся в дверь.
— Кто там еще? — гулким баритоном спросил герцог.
— Сир, прибыл гонец из Парижа, — почтительно сообщил слуга.
— С чего бы это, на ночь глядя? Наверное, срочные известия. Ну-ну, пусть войдет.
Странного вида человек вошел в кабинет. Он был невысокого роста, совершенно неприметный. Его можно было с равным успехом принять и за крестьянина, и за жестянщика, и даже за трубочиста. Черный потрепанный плащ был весь в пыли, а сапоги пошли пятнами. С полной уверенностью можно было сказать лишь одно — этот человек изрядно спешил и загнал не одну лошадь.
— Я вас слушаю, сударь. Что же такого важного произошло в Париже?
— Позавчера вечером оба наследника покинули Лувр.
— И что? Куда они направились?
— По всей видимости на юг, к морю. Вслед за выездом я отправил своих людей и вскоре мы узнаем, в каком именно замке остановились на отдых принцы.
Герцог привстал, опершись кулаками на столешницу.
— Это действительно достойно внимания. За последний год это первый выезд на столь дальнее расстояние. Самое время для исполнения наших планов. Слушайте внимательно — как только станет известно, где они остановятся, приступайте. Младшего пока не трогать, двое погибших — слишком подозрительно, народ сразу взбунтуется. Но старший не должен вернуться в Париж! Вы поняли меня, Брюльи?
Витторио Брюльи внимательно посмотрел на хозяина. Такому преданному взгляду мог позавидовать даже дог, лежащий у камина.
— Сир, я все понял. Ваш приказ будет исполнен.
— Вот и славно. Ступай. Хотя погоди, возьми вот эти деньги. Они наверняка пригодятся.
Герцог перебросил в руки наемника тяжелый кошелек.
Брюльи поклонился и вышел, скрыв довольную ухмылку — только он знал, сколько золотых монет застрянут в его собственном кармане.