Лилия с шипами
Шрифт:
— Привет, красавица! Решила написать о суровых буднях нашей конницы в зимний период? — обрадовался он. — Не знал, что корреспондент, которого мне поручено сопроводить по назначению — это ты! Вот здорово!
Сама не знаю почему, но его искренняя радость заставила моё лицо вспыхнуть так, что мои щёки задергало от жара. Я расплылась в ответной, надо полагать, довольно глупой улыбке, запуталась в своих ногах и растянулась на снегу, не дойдя до Сани пары шагов.
— Лиль, посиди здесь минут двадцать, лады? Федька сейчас на разводе, скоро подвалит, —
Дверь с оглушительным треском распахнулась, потерявший точку опоры Сашка влетел в кабинет и чуть не сшиб принтер, стоящий на краю стола расположенного так близко ко входу, что дверь с размаху грохнулась о столешницу. На краю стола виднелась вмятина — видимо, ему не впервой ловить влетающих посетителей и принимать на себя удары судьбы, то бишь, двери…
Весело хмыкнув, я прошествовала в кабинет мимо потирающего ушибленное бедро и бурчащего себе под нос ругательства, Санька. Впрочем, шествовать мне пришлось недолго — через пару-тройку шагов я уперлась носом в зеркало. Кабинет был до смешного крохотным. Сняв дубленку и шапку, я принялась поправлять растрепавшиеся волосы, и не сразу заметила, что воркотня позади меня стихла. Я бросила взгляд в зеркало и увидела, что Сашка стоит позади и беззастенчиво пялится на мое отражение. У меня по коже побежали мурашки от его взгляда — я давно знала, что нравлюсь ему, но от такого взгляда просто кружилась голова… Мы смотрели друг на друга в зеркало, а внутри меня росло какое-то новое и непонятное чувство. Я впала в странное состояние амбивалентности — мне и нравился его взгляд и отталкивал, хотелось, чтобы он всегда так на меня смотрел, и чтобы немедленно исчез. Странно, почему я его раньше не замечала, ведь жил он практически у меня на голове — этажом выше, прямо над моей квартирой. Ах да, рост и цвет волос не те… Но какие у него оказывается, глаза… Желтые, практически янтарные, как у тигра… Аж сердце сжалось от предчувствия чего-то… Чего?
С грохотом распахнулась и отскочила от стола дверь, раздалось сдавленное проклятие и в кабинет, держась за лоб, влетел незнакомый мне капитан. Я обернулась. Саша отвел взгляд и глуховато представил вошедшего:
— Лиля, это начальник конного взвода Федор Кара. Федяй — это Лолита Смолянинова, подпольная кличка Лиля, — на последнем слове Санька улыбнулся.
Вот обормот, издевается еще!
Начальник конного взвода был молод, строен, высок и хорош собой. Видимо, в отношении меня, его мысли были столь же положительны, поскольку он так усиленно строил во время интервью глазки, что я стала опасаться, как бы он не нажил разбегающееся косоглазие. Отвечая на мои вопросы, начкон постоянно подкручивал усы, которые, по всей видимости, он собирался вырастить до размеров буденновских, что, при их почти нитевидной толщине, было по меньшей степени неблагоразумно. Я представила, как у него со временем грустно повиснут по обеим сторонам рта две серые макаронины и, не удержавшись, прыснула.
— О, какая веселая девушка! Не расскажете, над чем смеетесь? — расплылся в белозубой улыбке капитан. Надо признать, зубы у него были не просто белоснежные, а с каким-то голубоватым оттенком, мне даже стало неловко за свои,
— Да вот, представила, как бы я смотрелась верхом, ведь я уже год на коня не садилась. Сейчас гололед, наверно вы стараетесь не ездить в такую погоду? У коней ноги не разъезжаются?
— Что вы, лапушка! — я поежилась, услышав такое обращение. Терпеть не могу подобной фамильярности, и разных там солнышек — заинек и лапушек, с меня и Муси хватило, с теми же замашками. — Они же подкованы, да не простыми подковами, а с небольшими шипами, так сказать — зимняя резина! — он радостно загоготал, восхищенный своим остроумием. — Летом так вообще, и правда, на резине ездим — по асфальту ничего лучше нет резиновых подков. А что, Лилечка, можно ведь к вам так обращаться, да? А что, почему бы вам и впрямь, не прокатиться? Двадцать минут езды на машине, и мы на месте!
— Почему бы и нет? К тому же, я все равно должна пару снимков сделать ваших непарнокопытных напарников, — улыбнулась я.
— Вот и отличненько!
Через десять минут мы уже сидели в УАЗике и весело подпрыгивали на буераках. С нами увязался и зам начкона, который зачем то по дороге прихватил свою жену. А жена приятно пахнущий и позвякивающий пакет.
Как же я соскучилась по лошадям… Я уже год не сидела в седле, и теперь жадно разглядывала лоснящихся вороных и гнедых красавцев, которые лениво косились на меня, протягивающей к ним сквозь прутья денников неловкие руки, просыпающие на пол горсти сухарей, выданных мне Федюней.
— А это мой конь Чубайс! — подбоченясь, гордо произнес начкон. — Злой, собака, только меня одного признает. Ну как, красавец, да?
Что и говорить, конь был знатный. Как с картинки — гнедой масти, с небольшой, сухой головой, длинной изогнутой шеей, широкой, с буграми мышц грудью, и зубами… Огромными желтыми зубами, которые клацнули в миллиметре от моей щедрой, усыпанной крошками руки.
— У, какой нехороший мальчик! — погрозил пальцем Федор своему подопечному. — Не надо обижать тетю, тетя хорошая! Ну что, тетя, пойдем ка в каптерочку, посидим, Новый год отметим. Наталья уже стол сервировала.
— Какой Новый год? — возмутилась я. — До него еще две недели! И как ехать собираетесь, после отмечания?
— А ничего, у нас же шофер есть, он не будет пить, в машине тихонечко посидит, и ладушки…
Федор покровительственно обхватил меня за плечи и повлек в сторону каптерки. Ворохнулась, было, мысль о возможной опасности, но что мне могло грозить в обществе семейной пары, да к тому же в милицейских, то есть, полицейских конюшнях? Мой внутренний детектор опасности молчал, и я, тронув лежащий в сумке шокер, особо не переживала.
Главным блюдом были водка и соленая скумбрия. Поскольку я не пью, тем более водку, то налегала на скумбрию, которая, надо признать, оказалась просто бесподобной. Зам и его супруга заливались соловьями на тему — когда же полиции увеличат зарплаты?
Начкон взвода попытался было пристроить свои шаловливые ручонки мне на плечи, но я это дело категорически пресекла. К счастью он не стал особо настаивать. Вскоре я намекнула, мол, время, граждане! Но тут начальнику пришла замечательная мысль — «А не прокатиться ли нам?»