Лиловый (Ii)
Шрифт:
– - Вы загоняете меня в угол своей риторикой, молодые люди. Одно греет мне душу: то, что среди нас еще есть такие вот умные юноши, которые предпочитают думать, а не прожигать жизнь впустую, -- будто бы сдался Кандиано.
– - Надеюсь, господин Кандиано, и вы не отличаетесь закоснелостью пожилых людей, -- смело поддел его Теодато, -- и послушаете нас.
Кандиано в ответ рассмеялся; так разговор их перестал быть столь глубоко философским, и тема вроде бы оказалась исчерпана.
Однако Виченте Моро долго еще хмурился своим мыслям, уже когда они разошлись
***
Таких мест миллионы.
Вечный, неисчезающий сумрак, гул голосов, грохот музыки, дым сигарет, зов темноты в уголках глаз. В толпе -- неизбывное, непобедимое одиночество, в шуме -- тишина, в...
На гладкой металлической поверхности столика стоит наполненный доверху стакан. Внутри его темная непрозрачная жидкость. Холодное стекло на кончиках пальцев... тысячи таких стаканов прошли через его руки, куда они исчезли потом? Может быть, все люди -- всего лишь такие стаканы в руках смерти?
Люди странно устроены. Они любят то, что пугает их.
– - Это глупость, -- говорит он, вертя стакан. Жидкость остается совершенно неподвижной, будто застыла, окованная льдом.
– - И попытка не забыть о том, что мы все еще живы.
Живы ли?
– - ...Не знаю. Оставь меня в покое, проклятая тварь.
Темнота в уголках глаз никогда не исчезает. На нее невозможно посмотреть прямо; стоит повернуть голову, -- и она движется вместе с глазными яблоками, прилипнув к их задней стенке, забивается в череп, обволакивает зрительный нерв. От нее не избавиться.
Мне некуда идти
.
– - Что, и ты туда же! Что вы все, сговорились, что ли!
Но ты последний оставшийся в живых наследник Руоса
.
– - Да чтоб мне сдохнуть!
Холод обжигает пальцы. Он в сердцах хватается за стакан, подносит его ко рту, пытаясь сделать глоток, -- но черная жидкость неподвижна и остается вне досягаемости, будто насмехаясь над ним. Он швыряет стакан...
Стакан летит.
Признай это. Пусти нас. Мы
– -
часть тебя. Мы в твоей крови, в твоем мозгу...
– - Заткнись!
Дай нам вести тебя
.
– - Никогда.
Он тяжело дышит, вцепившись в волосы. Ледяной пот на загривке. Никуда не сбежать... никуда не деться... не спастись.
– - Я слишком хорошо знаю, что бывает с теми, кого ведешь
ты
. Я никогда не позволю тебе вести меня. Убирайся, сгинь, если тебе некуда идти -- сиди в самом темном уголке моего сознания. Но никогда не появляйся передо мной.
Я
.
– - Я могу.
Невысокий худощавый человек опускается на табурет напротив него; опирается локтями о столешницу, заглядывает ему в глаза. Черты его лица тонки и ломки; будто скульптор, создававший это лицо, не слишком был уверен в том, что делает его рука. Глубоки тени под бровями.
– - Ты! Теперь вы вдвоем будете одолевать меня!
– - Глупец. Мы пытаемся показать тебе путь, но ты нечувствителен к обучению.
– - Я не хочу пути в бездну. Отчего только вы никак не оставите меня в покое! Что вам нужно от меня? Моя смерть?
– - Твоя жизнь. Пока ты жив, существуем и мы. ...Ты до сих пор не понял это?
– - Что?
Мы
– -
часть тебя
.
– - Мы -- часть тебя.
– - Вы проклятые паразиты...
– - Нет. Мы часть тебя.
Мы часть тебя
.
Шум человеческих голосов, грохот музыки; вечная сияющая темнота вокруг, черные стены, блики разноцветных огоньков, танцующие тела, столик уставлен пустыми и полными стаканами.
Он медленно поднял голову.
Напротив него действительно сидел человек; когда?.. От неожиданности Леарза вздрогнул: он не слышал, чтобы этот человек как-то обратился к нему, просто вдруг проявился в реальности, взявшись из ниоткуда.
Воспоминания о новом сне мучили его, и чувство дежа вю не давало покоя: этот бар, как тысячи других, в которых он почти каждую ночь пытался забыться, слишком похож был на то, что снилось ему. И темнота в уголках глаз...
Это всего лишь слабое освещение. Нет никакого Асвада. Нет никакого Эль Кинди. Только этот забулдыга, в сильном опьянении, должно быть, не видевший, за чей столик садится.
Да и какая разница, в конце концов? Леарзе было все равно; он пришел сюда один, уйдет, возможно, не один, -- это случалось уже не единожды, он проводил ночи в самых странных местах, в чужих домах, в гостиницах, со случайными женщинами, не зная, куда ноги заведут его наутро. Два месяца утекло с тех пор, как он окончательно ушел от Тильды, даже не предупредив ее, -- и она будто не пыталась вернуть его.
Человек, севший напротив него, был очень широкоплеч, с фигурой бывалого борца, коротко острижен, склонил голову, уперевшись одним локтем в столешницу, перед собою вертел в руке стакан с прозрачной жидкостью. Леарза уверен был, что он не осознает, где и с кем находится; однако в следующее мгновение здоровяк хрипло произнес:
– - Сдается мне, я где-то видел твою физиономию.
– - Возможно, -- без выражения отозвался Леарза.
– - Или похожую на нее.
Тот поднял на него прищуренные светлые глаза; какое-то время вглядывался. Леарза с равнодушным видом остался сидеть, хотя какая-то часть его желала встать и уйти, чтобы сохранить свое нерушимое одиночество в толпе.