Лиловый (Ii)
Шрифт:
захочешь что-нибудь сказать мне.
Прежние чувства вспыхнули в нем с прежней силой. Леарза, не успев подумать, зло сказал:
– - Да, пожалуй, захочу. Ты поступил, как трус, Морвейн. Прекрасно знал, что я опасен, -- я и сейчас, может статься, опасен, -- и сбежал. И теперь еще смотришь на меня с таким видом, будто это я во всем виноват!
Разведчик продолжал стоять спиной к нему, затянулся.
– - Если я и повел себя, как трус, -- наконец ответил он, -- это одно. Но ничто не отменяет того, что ты поступил подло. Я не могу с улыбкой смотреть на человека, который
Внутри у Леарзы все вскипело; он стиснул кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не подскочить к Морвейну и не ударить его.
– - Причинил боль Волтайр!
– - задыхаясь, повторил Леарза.
– - Смешно! Я скорее мог причинить боль какому-нибудь Лексу, чем этой бездушной твари! У нее вместо сердца камень, ей все равно, погибну ли я или нет, даже на тебя ей наплевать, скорее всего! Если она и пытается притворяться, что что-то чувствует, у нее выходит ненатурально!
Вот тогда разведчик обернулся; в другое время Леарза, наверное, перетрухнул бы, но теперь кровь горела у него в жилах, и Леарза, наоборот, сам сделал шаг вперед, криво оскалившись.
– - Никчемный ублюдок, -- произнес Морвейн, -- и ты смел говорить, что любишь ее!
– - Я любил ее! Но это было все равно, что любить стену! Я еще удивляюсь, для чего она вышла замуж и родила ребенка!..
В этот момент, -- Леарза так и не успел углядеть начало его движения, -- Морвейн стремительно приблизился к нему, и в глазах у него все так и вспыхнуло от боли; голова мотнулась, Леарза едва не упал и был вынужден схватиться рукой за оказавшуюся поблизости стену. Что-то соленое было на языке, он не сразу понял, что это. Морвейн тяжело дышал в стороне, отвернулся.
– - Она всегда была такая, -- глухо сказал он какое-то время спустя.
– - Молчит и улыбается, что бы ни случилось. Когда наши родители погибли, она улыбалась мне и утешала меня, а сама потом закрывалась в одиночестве и плакала, только чтобы я не видел ее слез. Когда умер ее ребенок... да что ты вообще знаешь о том, что чувствует при этом мать!
Леарза смешался; в голове его против воли всплыли воспоминания о том, как Волтайр беззащитно плакала у него в объятиях когда-то давно, -- теперь казалось, это было столетия назад, -- на Сиде.
– - Ничего, -- он поднял руку. Челюсть все еще гудела, язык плохо ворочался во рту: кажется, удар был неслабый.
– - Но она все рассказала профессору. О моих снах. Даже сама предлагала, чтобы я вернулся в ксенологический, сдался вашим людям.
– - Она просто заботилась о тебе, как умела, -- возразил Беленос.
– - Потом, когда ты ушел от нее, она не находила себе места от беспокойства, она даже связалась со мной, хотя это было непросто: я уже был здесь. Когда я узнал, мне ничего так не хотелось, как разбить тебе башку. Только она до сих пор переживает за тебя, кажется, профессор до недавнего времени даже отправлял ей сообщения о тебе, как она просила его.
– - Он криво усмехнулся, запрокинув голову.
– - Кажется, настолько она не заботилась даже обо мне. За это мне еще сильнее хочется убить тебя.
Леарза обескураженно молчал.
– - Ты наговорил ей... всякого, -- добавил Морвейн.
– - Ты знал
– - Не надо, -- тихо сказал Леарза. Беленос вскинулся, посмотрел на него; Леарза отвел взгляд.
– - Я сам пойду. И... ты тоже прости меня, Бел. На самом деле... я вообще вел себя, как последняя тварь. Ты зря спас меня, я не заслужил этого... вместо того, чтобы отблагодарить тебя за свою никчемную жизнь, я все испортил, по моей вине погиб Каин, которого я считал своим хорошим другом. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь искупить это?.. во всяком случае, знаешь, после Руоса ты и Волтайр... вы моя единственная семья. Если от меня теперь и будет какой-нибудь толк, я готов сделать все, чтобы мы могли вернуться домой.
– - Домой, -- глухо повторил за ним Беленос.
– - Ладно... видимо, придется мне ужиться с тобой, если вернемся. Сам виноват.
Леарза нервно рассмеялся; они наконец взглянули друг другу в глаза, и разведчик первым протянул ладонь.
– - У тебя кровь, -- потом сказал он.
– - Иди умойся.
– - Ерунда, -- возразил Леарза, потрогав себя за подбородок: действительно, он и не заметил, что из уголка его рта стекает капелька крови.
– - Я заслужил.
– - Я тоже так думаю, что заслужил, -- буркнул Морвейн, но в его голосе уже больше не было гнева.
***
Когда они спустились на первый этаж, там царила настоящая неразбериха. В главной гостиной столпились, кажется, все обитатели особняка, постоянные и временные; Леарза не сразу сообразил, что происходит, но потом уже догадался, очевидно, что не столь давно вернувшийся от старика Веньера Дандоло наконец сообщил своему преданному слуге, что особняк в самом скором времени придется покинуть.
Нанга стоял с выражением самой что ни на есть беспомощности на темном лице и смотрел на своего господина.
– - Но как же так? И все бросить? Все?
– - спрашивал он.
– - Конечно!
– - сердился Теодато, который никогда не отличался терпеливостью.
– - Как тебе непонятно, дурак? Даже если у нас все получится и никто не догадается о том, что это я помог инопланетянам бежать, всегда остается риск, что они раскусят меня, и мне это так просто с рук не сойдет!
– - Наследник, скорее всего, уже знает, что господин Дандоло помогает нам, -- добавил профессор Квинн.
– - Во всяком случае, не стоит отрицать такую вероятность.
– - Но господин Теодато! Что же будет с домом?
– - Да какая тебе разница, что с ним будет, черт побери?! Если так хочешь -- дьявол с тобой, оставайся, мне все равно! Тебя вряд ли в чем-то обвинят, ты слишком глупо выглядишь!
– - Теодато, зачем так оскорблять его? Он ни в чем не виноват, -- осторожно заметил Касвелин, но Дандоло пропустил его замечание мимо ушей.
– - Нет, как же я брошу вас, -- сказал Нанга, потерянно оглядываясь.
– - Но ведь это все стоит денег! Мы не можем все так оставить! Надо взять хоть что-нибудь...