Лиловый (Ii)
Шрифт:
– - Чем же это плохо?
– - Они... нервничают, -- толстяк пожал плечами.
– - Я опасаюсь, если инопланетяне действительно войдут с нами в контакт, и мы не предпримем каких-то решительных действий, бездушные могут взбунтоваться.
– - Этого не произойдет, -- решительно возразил ему Фальер.
– - ...Однако необходимо быть начеку. На Анвине наступает смутное, тяжелое время.
***
Он хорошо знал эти старые теории, но никогда не соглашался с ними. Вселенная бесконечна; зародившись из точки с непредставимыми размерами, вселенная существовала много
Он уверен был: они неправы. Он твердо верил, что есть непознаваемое, вечное существо, воля которого и воплотила реальность в жизнь. Он твердо верил, что вселенная существует с высшей непреложной целью, и венец ее развития -- человечество, а человечество должно поставить перед собою первостепенную задачу: познание Бога.
Он верил: когда человечество придет к Богу, сольется с ним, тогда реальность в ее нынешнем состоянии перестанет существовать, время остановится, и наступит вечное блаженство.
Эти идеи проповедовали его предки поколениями.
Но были
они
.
Они полагали, что человечество -- лишь крохотная пылинка в безбрежном океане и никак не может быть ни вершиною, ни смыслом, что венец нашего существования -- смерть.
– - Если это так, -- говорил он, обращаясь к холодным небесам, -- то отчего во вселенной нет иного разума, кроме нашего? Нет других форм сознания? Разве это не доказывает, что мы -- уникальные, мы важнейшие?..
Мириады звезд зажигались пред ним и по мановению его руки гасли.
И теперь он стоял в полном одиночестве, не обращая внимания на ледяной воздух, сжавший его голые плечи тисками, босой на каменных плитах балкона, стальные иглы холода впивались в ступни, он не чуял их.
Глаза его были закрыты; звезды сияли, а он искал среди них, продолжая аккуратно перебирать тонкие нити пальцами.
Оставалось только искать. Время уходило; прошлое переставало быть истинным, будущее еще не вступило в силу. Оставалось искать такое будущее, которое бы устроило его. Это было непросто. Будущее состояло из мириадов чужих решений, и хотя он мог осторожно передвигать нити паутины...
Как бы он ни искал, оставалось одно; и в будущем для него мерцала огромная красная звезда. Он еще не знал, что за человек кроется за нею, но решение, принятое этим человеком, должно было определить все.
В ту ночь Марино Фальер пытался найти этого человека.
Он все глубже погружался в пучины собственного сознания, и диковинные, подчас даже пугающие видения представали перед ним. Неведомые сияющие столбы, ослепительные сгустки света, мерзкие твари; нагие люди, погруженные в вечный сон, плыли в бесконечном мраке, тонкая мерцающая пуповина связывала их с толстой ветвью бытия, вокруг которой порхала моль. Чудовищные насекомые грызли этих людей, перебирая мохнатыми липкими лапами.
Он искал, зная, что рискует собою, и вот перед ним предстал человек.
Он дрейфовал в космосе сознания, руки его были безвольно раскинуты в стороны; паутина окутывала
Фальер замер, чувствуя странную панику, почти ужас. Бестелесная кисть его поднялась, еще немного -- он коснулся бы этого человека...
Удар.
Он вздрогнул и открыл глаза. Его колотило; пожалуй, никто и никогда еще не видел Наследника столь потрясенным и даже растерянным. С усилием он распахнул дверь и бросился в теплый мрак комнаты.
Метался там туда и обратно, не находя себе места, наконец практически упал на край постели и медленно поднял дрожащую руку.
Пальцы его все были обожжены.
***
Ночной холод врывался в распахнутую настежь дверь, но он продолжал сидеть за кухонным столом, сгорбившись и обхватив себя за лоб ладонями, и будто ничего не замечал.
Шел снег, и ветер задувал маленькие белые бурунчики по полу в комнату, абажур низко висевшей люстры раскачивался от дыхания зимы, в темноте похожий на темное пятно над его головой. Подбородок сидевшего человека выхватило из сумрака тусклым сиянием с улицы, четко очертило контур его острого носа с горбинкой, но глаза оставались в тени рук.
Вселенская тяжесть наваливалась на сгорбленные плечи Леарзы, давила на хребет. Он проснулся глубокой ночью и больше уж не мог уснуть, бережно накрыл нагое плечо Волтайр одеялом и ушел на кухню, чтоб не беспокоить женщину. Плоский планшет тенью лежал на столе возле его правого локтя, но Леарза с негодованием отодвинул его.
Страх душил его; молодой китаб раньше нечасто сталкивался с этим чувством и теперь попросту не знал, что ему делать и как бороться с липкими пальцами кошмаров. Сомнения одолевали его.
Он уверен был, что она крепко спала, когда он уходил из спальни, знал, что совершенно бесшумно спускался по лестнице, да и теперь сидел почти неподвижно; но все равно слишком долго в одиночестве побыть ему не удалось, и его уши уловили шорох ее шагов.
Она открыла дверь кухни, вяло поднеся кисть ко лбу, сонным голосом спросила его:
– - Ты чего тут сидишь совсем один?
Он не ответил, отвернулся. Она была даже на вид мягкая и уютная, от нее так и веяло теплом, вьющиеся волосы ее растрепались и спускались черными прядями по плечам. Она еще наполовину была во сне, но медленно выныривала из бездумного мира грез, его сгорбленный силуэт насторожил ее, встревожил. Она подошла, шаркая сваливавшимися тапками, к столу и положила ладонь на его спину между лопатками, чуть пошарила.
– - Ты же замерзнешь и простудишься. Для чего ты открыл дверь?
– - Так лучше думается, -- скривившись, отозвался Леарза.
– - Оставь. Иди спать. Я потом приду.
Она не послушалась и опустилась на стул рядом, склонилась над столешницей, заглядывая в его прикрытые ладонями глаза.
– - Опять сон приснился?
– - Опять...
– - уголок его рта дернулся.
– - Если ты прекратишь так много думать об этом, они наверняка пройдут. И ты не говорил еще с профессором Квинном? Может быть, мне поговорить с ним?..